Отрекаются любя. Я подарю тебе небо в алмазах
Шрифт:
– А что ты здесь делаешь-то? Тебя же Люська вроде в деревню отправила.
– Да не доехал я до деревни.
– Как это не доехал? Она же тебя самолично отвезла.
– А я самолично оттуда уехал.
Почесав затылок, я попробовала объяснить себе, что это не сон, а явь, только очень запутанная, что я должна не терять здравого рассудка и реально смотреть на вещи.
– Петь, а ты чего в подвале-то сидишь?
– Танюш, ты можешь ко мне спуститься? Я тебе сейчас все объясню. Только сделать это надо быстро и в то же время
– А кто следит-то?
– Да так, кое-кто… Танька, посмотри направо, только осторожно. Вон видишь, зеленая машина ползет.
– Вижу, – искоса взглянула я на машину.
Машина ехала очень медленно, так медленно, как человек идет прогулочным шагом.
– Сейчас, как только она за арку заедет, ты сразу спускайся в подвал. Только сразу, потому что не пройдет и минуты, как она развернется обратно.
– Петь, да что здесь вообще творится-то?! – Я подумала, что Петька просто надо мной издевается, решил посмеяться над женщиной, которой в данный момент совсем не до смеха. – Петь, я что-то не пойму. У тебя что, детство в заднице, что ли, заиграло? Тебе что, заняться нечем? Я сейчас Люське позвоню и расскажу, как ты в своей деревне развлекаешься.
– Не нужно никуда звонить, – торопливо перебил меня Петька. – Танюха, я вляпался в большие неприятности. У меня беда. И ты мне, между прочим, не чужая. Ты у меня на свадьбе была свидетельницей и ты лучшая подруга моей жены. Я имею полное право обратиться к тебе за помощью. Сделай, пожалуйста, то, о чем я тебя попрошу.
По интонации я сразу поняла, что Петька не шутит, а говорит истинную правду и что он и в самом деле куда-то вляпался. Дождавшись, пока зеленая машина заедет за арку, я со всех ног бросилась к лестнице, ведущей в подвал. Спустившись в самый низ, я открыла прогнившую деревянную дверь и вошла внутрь.
– Танюха, я здесь, – послышался Петькин голос из небольшой комнаты, которая, по всей вероятности, предназначалась для хранения картошки, а теперь, когда местные жители перестали делать запасы (дороговато!), оказалась не у дел и пребывала в запустении.
Пройдя в полутемную комнату, куда едва проникал свет из небольшого окошка, я увидела облокотившегося о подоконник Петьку, который еле держался на ногах и очень плохо выглядел. Он был в майке, а его правая рука была перевязана разодранной рубашкой.
– Петь, ты что здесь делаешь? – повторила я свой вопрос, с которым и спустилась в этот подвал. – Что у тебя с рукой?
– Меня ранили, – дрожащим голосом сказал Петька и чуть было не заплакал оттого, что ему пришлось в этом признаться, и оттого, что он попал в такую ужасную историю.
– Как ранили? Кто? Как ты вообще здесь оказался? – Вопросы сыпались один за другим, и мне хотелось получить ответы как можно скорее. Но, к моему великому удивлению, Петька замолчал и не мог больше произнести ни единого слова.
– Петь, ну что ты
– Ты только поклянись, что Люська ни о чем не узнает. Я ее расстраивать не хочу. Ты же знаешь, какая она у меня впечатлительная.
– Да уж, станешь тут впечатлительной. Говори, что с тобой приключилось и в какую историю ты вляпался.
– Ты не поклялась, что Люське не проговоришься.
– А кто тебя лечить-то будет, если не Люська?! Ты что, в этом подвале по гроб жизни сидеть будешь?!
– Я сам с этим разберусь, – заявил Петька. И все же в его голосе не было должной уверенности. Слова «Я сам во всем разберусь» в переводе явно означали «ума не приложу, что мне делать».
– Хорошо, разбирайся, раз ты у нас такой разборчивый.
– Для моей жены я в деревне. Пусть она и дальше так думает.
– Да ради Бога. Хоть в городе, хоть в деревне – мне без разницы. Если она привыкла, что ты ей постоянно лапшу на уши вешаешь, и нормально к этому относится, то флаг тебе в руки. Вешай ей дальше. Она все равно все это хавает. Хотя, признаться честно, меня уже давно подмывало открыть ей на тебя глаза и рассказать, кто ты на самом деле, но я не могу. У вас же семья, а в чужую семью лезть нельзя.
Петька пропустил мои слова мимо ушей и повторил:
– Для моей жены я в деревне.
– Как скажешь. Наверное, хороша деревенская жизнь. – Я еще раз посмотрела на Петьку и отметила про себя, что таким мне его еще никогда не доводилось видеть. Он был какой-то загнанный, затравленный, несчастный и, по всей вероятности, находился на грани нервного срыва. Если бы этот мужчина сейчас бросился ко мне на шею и громко разрыдался, я бы этому нисколько не удивилась, потому что в его глазах светилась такая боль и такое отчаяние, каких я раньше никогда не видела.
После нескольких секунд молчания Петька толкнул нехитрую речь все тем же неуверенным голосом:
– Знаешь, а я и подумать не мог, что тебя здесь увижу. Я когда тебя увидел, чуть дар речи не потерял. Понимаешь, я не поехал в деревню. Я Люську обманул.
– Это я сразу поняла.
– Люська меня в деревню отвезла и тут же уехала, а я поехал следом за ней. – Петька немного замялся, помолчал и продолжил: – У меня в этом доме любовница живет. Вот я вместо деревни к ней поехал и жил все это время у нее.
– Кто живет?! – не поверила я своим ушам. В моей голове не укладывалось, что у такого мужчины, как Петька, может быть любовница. Мне всегда казалось, что любовницы бывают только у материально обеспеченных мужчин, которые в состоянии дарить цветы, духи и шампанское. Но оказывается, я ошибалась. Любовница может быть у любого мужика, даже у такого голодранца и захребетника, как Люськин благоверный.
– Любовница у меня здесь живет, – перебил мои мысли Петька. – Ты что, не знаешь, что это такое?