Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

– Перекладывайте гроб ко мне на санки, - предложил вдруг Пименов.
– Я своего дружка милого рысью домчу.

– Да он что, совсем пьян?
– послышались голоса из толпы. К Пименову, важно ступая, подошел Михаил Корнильев и что-то долго втолковывал ему. Тот не соглашался, не желал уступать дороги, а потом вдруг не сдерживаясь заплакал, заревел как-то басом и крикнул, размахивая кулаками:

– Он меня, покойничек-то, при жизни, ох, как шибко обидел! Да я мужик простой, зла долго не держу. Чего отец заварил, то сынку его расхлебывать

придется. Дочку-то мою соломенной вдовой оставил!

Ваську Пименова, в конце концов, отвели в сторону, процессия тронулась дальше, а он еще долго всхлипывал и кричал что-то вслед, выкидывая вверх то одну, то другую руку. Иван покосился на Антонину, она была словно в забытье и, казалось, не обратила никакого внимания на непредвиденную остановку. Зато Андрей Андреевич Карамышев несколько раз глянул на Ивана и, повернувшись, что-то спросил у Федора Корнильева. Тот на ухо ответил ему, и на этом все, вроде как, и закончилось.

На самом подъеме в гору, на крыльце губернаторского дома стоял с обнаженной головой сам Алексей Михайлович Сухарев. Он поклонился процессии, но не подошел, а, чуть выждав, когда она пройдет мимо него, вернулся обратно в дом.

– Надо же, сам губернатор проводить вышел, - пронесся шепоток по толпе.

У кладбищенских ворот стояло десятка два озябших нищих и убогих, которые, завидя еще издали гроб, опустились на колени, закрестились, закланялись, протянули заскорузлые ладони, прося подаяние. Катерина подошла к ним, раздала мелкую монету, приговаривая перед каждым: "Помяните раба божьего Василия ..."

После поминок, - когда гости разошлись, остались лишь все свои, кровники,- Михаил Григорьевич Корнильев, сидевший под образами, на хозяйском месте, слева от Ивана, привстал и торжественно проговорил:

– Ну, пусть земля дяде Василию пухом будет, а нам о своих мирских делах подумать надо.

– Пойду я, наверное, Миша?
– робко спросила Варвара Григорьевна.

– Поди, поди, а то испереживалась, намаялась за день.
– Вслед за Варварой Григорьевной ушли Катерина и Антонина, бросив на Ивана вопросительный взгляд. А Михаил Григорьевич, чуть пригубив из чарки, обратился к братьям:

– Как дальше жить станем? По любви или по разумению?

– Ты у нас, Мишенька, самый старший, а значит, и самый умный, - ехидно проговорил со своего места Василий Яковлевич Корнильев, - мы до сей поры по твоему разумению жили, да, верно, и далее так придется...

– Брось дурить, Васька, - зыркнул в его сторону Михаил, да и остальные братья неодобрительно глянули на младшего, но промолчали, скрыв усмешку.

– Ты, Вася, все наперед старшего норовишь, да только проку с того никакого. Чуть чего, к нам или за деньгами, или за товаром бежишь.

– А к кому же еще, как не к братьям, мне идти?
– огрызнулся Василий Яковлевич.

– Хватит, - прихлопнул по столу ладошкой Михаил.
– Грызться нам меж собой не пристало. Тут надо решить дело, как с капиталом покойного дяди Василия обойтись.

–

Не понял... Это кто решать будет? Как с деньгами отца поступить? вытянул шею в его сторону Иван.
– Вы, что ли, решать собрались?

– А то кто ж?!
– спокойно ответил Михаил.
– Или мы не одна семья, а ты нам не брат?

– Брат-то брат, да отцы у нас разные, а значится, и карману общему не бывать. Я уж сам как-нибудь своим скудным умишком соображу, куда эти деньги вложить...

– Знаем мы тебя, Иван, сызнова кинешься руду искать или еще куда ухлопаешь отцовы денежки, - поддержал Михаила Иван Яковлевич Корнильев.

– Не ваше дело!
– подскочил на лавке Зубарев.
– Пошутили, и будя. Спасибо, что пришли отца проводить, а теперь ступайте по домам. Устал я, еще с дороги в себя не пришел, потом поговорим...

– Не гоже, брат, так гостей выпроваживать, - подал голос Федор Корнильев, - мы к тебе как к родному, а ты...

– Были бы чужие, и вовсе говорить не стал бы, - перебил его Иван Зубарев, - коль посидеть еще хотите, оставайтесь, а я к себе пошел, жену полгода не видел.

– Жена подождет, - сдвинул брови и положил руку на плечо Ивану Михаил Корнильев.
– Ты скажи мне лучше, что тебе про опекунский совет известно?

– А зачем мне знать о нем?
– скинул руку брата с плеча Иван и пошел было к двери.

– Тогда сейчас послушай, - продолжил спокойно Михаил, - коль не угомонишься да делом заниматься не станешь, то мы над тобой опекунство-то учиним...

– Что?!
– двинулся на него Иван. Все замерли. Лишь Андрей Андреевич Карамышев вскочил со своего места и встал между Иваном и Михаилом.

– Подумай, что говоришь, Михаил Яковлевич. Где это видано, чтоб над двоюродным братом опеку учинять? Он что, полоумный? Или годами не вышел? Шутишь, поди...

– Да уж, какие тут шутки, - криво усмехнулся Михаил Яковлевич, - его не останови, так он все отцово наследство по ветру пустит.

– А наследство его, ему и владеть, - погрозил пальцем Карамышев.
– Я твой интерес, Михаил, хорошо понимаю; поскольку Ивану тестем довожусь, то и у меня свой интерес в этом деле имеется. Сам завтра же в опекунский совет пойду и обскажу все как есть. Я в городе человек известный, послушают.

– Не становись поперек дороги, выродок татарский, - попытался схватить Карамышева за горло Михаил, но тот отскочил в сторону и с вызовом рассмеялся:

– Татарский, говоришь, выродок? А сами вы, Корнильевы, каковские будете? Дед-то ваш не из калмыков ли?

– Да вы чего, в самом деле?
– поднялся с лавки Федор Корнильев, - нашли время, когда спор устраивать. Поминки как-никак.

– Да и о чем спорим? О каких деньгах?
– хихикнул, хитро прищурившись, Василий Корнильев.
– Ты вот меня давеча, Мишенька, упрекал: мол, я к тебе не один раз хаживал денег призанять. А того не знаешь, что покойник, дядя Василий, сам Илье Первухину больше сотни рублей должен.