Отрешенные люди
Шрифт:
– Зато по-людски, - рассмеялся Сухарев.
– Пиши расписку, иначе не видать тебе мастера, как своих ушей.
Иван, чуть подумав, поглядел внимательно в непроницаемые глаза губернатора и, махнув рукой, взял со стола перо, обмакнул его в чернильницу и, придвинув к себе поданный Сухаревым большой лист александрийской бумаги, четко вывел на ней: "За сим свидетельствую, быть одной третьей от дохода найденных мной серебряных руд отданными в пользу Тобольского губернатора Алексея Михайлова, сына Сухарева, коль он мне повсеместно в предприятии моем помощь оказывать станет". Затем размашисто
– Теперь довольны, ваше высокопревосходительство? Все по-вашему? Сказывайте, где мне того мастера сыскать.
– Дай-ка прочесть вначале, чего ты тут понаписал, - взял Сухарев в руки расписку, - а то, может, нацарапал там непонятно что.
– Я свое слово завсегда держу. Теперь ваша очередь, скажите про мастера, и задерживать вас не стану.
– Вот сукин сын, - побагровел Сухарев.
– Играть вздумал! Дай, кому говорю!
– Сперва ваше слово, потом моя бумага, - и не думал сдаваться Зубарев.
– Пусть будет по-твоему, - согласился губернатор.
– Если что не так написал, я тебя и в Москве, и в Петербурге сыщу, не обрадуешься. Найдешь в казенной палате форлейфера Тимофея Леврина, что с Колыванских заводов по казенной надобности до нас прибыл. Скажи ему, что мной послан. А уж дальше сам с ним дело веди.
Иван молча положил перед Сухаревым свою расписку и, не поклонившись, вышел. Прямо из губернаторского дома он направился в сторону казенной управы, где без труда нашел Тимофея Леврина. Тот оказался подвижным человеком невысокого росточка, черноглазым, с кудрявыми, вьющимися по-цыгански волосами. Когда Иван объяснил ему причину своего визита, Леврин весело рассмеялся и спросил:
– А как же ты, братец, руду свою плавить собираешься?
– В печи, - растерянно ответил Иван.
– В русской, поди?
– еще громче захохотал Леврин.
– А в какой надо? У меня другой нет.
Отсмеявшись, Леврин терпеливо объяснил, что печь для выплавки руды требуется особая, какие бывают на рудоплавильных заводах, а без таковой печи и думать нечего пытаться расплавить руду. Иван озадаченно почесал в голове и спросил:
– А там, на заводах, печи люди делают?
– Знамо дело, люди. И горшки не боги обжигают.
– Так, может, попробуем и мы такую в Тобольске выложить? Сам-то сможешь?
– Почему не смочь, смогу, коль помощников ко мне приставишь и материал нужный весь достанешь.
– По рукам!
– протянул Иван ему свою твердую ладошку.
– Если скажешь, что птичье молоко требуется, то и его сыщу.
3.
Тимофей Леврин оказался необычайно веселым и общительным мужиком. Он так и сыпал поговорками, присказками, разными историями. Ивану, привыкшему иметь дело с осмотрительными и чаще всего молчаливыми купцами, поначалу претила веселость горного мастера, но уже через день он привык и воспринимал как должное шутливый тон своего нового знакомца.
– Ты, братец мой, не в бровь, а в глаз попал, на меня угодивши. Иной бы с тобой и говорить не захотел, отправил бы прочь, как путника в ночь. Зато я тебе сгожусь да про ту руду доподлинно все обскажу, ты уж мне поверь, не подведу. Для начала покажи, что за камешки от башкирцев привез,
Иван повел его к себе домой, вытащил из кладовой привезенные с Урала образцы руды, вывалил из сундука, где они хранились, на стол.
– Как определить: есть ли в них серебро? А может, и золото окажется? с надеждой спросил он Леврина.
– Маленький - мал, большой - велик, а средний бы и в дело пошел, да никто не нашел, - неопределенно высказался Леврин, неторопливо и осторожно перебирая камни, прикидывая их вес на руке. Некоторые он даже нюхал, поднося вплотную к лицу, наконец, насмешливо спросил Ивана:
– Чего мало привез?
– Знаешь, как их тащить-то на себе несподручно? Мы прошлой осенью по горам лазили, так едва живы сами остались. Хорошо, хоть вот это привезли, кивнул Иван на камни, - а ты: "Мало привез"! Скажешь тоже...
– Кучился, мучился, а что тащил, все обронил, - звонко рассмеялся Тимофей, посверкивая крепкими белыми зубами.
– Ты, Вань, угомонись, не ершись. Я те правду сказываю, не обессудь. Мало породы. Ее бы пудов десять взять, чтоб плавку провести как надо. Пойдет, конечно, и это, но сразу говорю: о точном результате не скажу.
Они легко перешли на "ты", поскольку были почти одногодки, и что-то неуловимое делало их похожими, может быть, интерес к трудному делу рудознатства или редкая беззаботность и легкое отношение к жизни. Леврин был родом с Алтая и там с малолетства имел дело с горными мастерами, видел, как строят печи для плавки, подбирают породу для испытаний, готовят шихту. Правда, ходил пока в помощниках мастера, дальше того не пошел, но выбора у Ивана не было, других знатоков рудного дела в Тобольске не найти. Слава Богу, что и такого отыскал, можно сказать, подфартило ему с Левриным.
– Мне хоть бы знать: есть серебро в этих камнях, хоть самая малость, а потом я тебе их привезу, сколь требуется. Надо десять подвод - будет десять!
– разошелся Иван.
– Мне чего, мне из самого Сената бумагу дали, а надо, так и до императрицы дойду! Ты меня еще не знаешь! Я ни перед чем не остановлюсь, - гордо выпячивал он грудь перед тем.
– Кабы на Тарасовой голове да капуста росла, так был бы огород, а не плешь. Ты, браток, скажи лучше, как мне сейчас из этой малости серебро извлечь, коль оно есть там? А кабы да кабы на другой раз оставь.
– Чего надо, чтоб серебро выплавить?
– Много чего. Прежде всего, печь нужна, а ее возле дома, на улице, не выстроишь, плавильня требуется. Во-вторых, кирпич особый нужен, который бы жар выдержал, не развалился. Опять же инструмент должен быть разный, присадки всякие. Тут работы не на один день. Так-то, браток, серый лапоток.
Иван терпеливо слушал и прикидывал про себя, где и что можно найти для плавки. Он чувствовал: Леврин больше стращал его, чтоб цену за работу поднять. Те же кузнецы варят и плавят железо и не хнычут о всяких особых приспособлениях, инструментах. Но отступать он не хотел, а потому пообещал уже через неделю достать все необходимое, а под плавильню приспособить собственный каретный сарай, освободив его от саней и колясок и выложив внутри печь, какую Тимофей покажет.