Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

– Надолго, видать, в Москве замешкался? Не дают ходу твоему прошению, а? Сибиряк?

– Я своего непременно дождусь, - насупясь, ответил тот, - терпения моего на десятерых хватит.

– То по-нашенски, - добродушно захохотал Каин, - без терпения и блоху не споймаешь, печку не разожжешь. Может, помочь тебе чем? Я теперича при чинах, в полиции служу.

– Да уж вижу, не слепой, - не очень дружелюбно отозвался Зубарев.
– Ты уж и так помог мне, направил к ярыжке, которому только деньги давай, а резону никакого.

–

Могу прижучить того ярыжку. Как его там кликают?
– наморщил Каин лоб, - Галкин? Гусев? По-птичьи как-то...

– Воробьев, - подсказал Зубарев.

– Во-во, - обрадовался Каин.
– Я ему перышки-то повыщипываю, подсыплю перцу, куда следует. Могем мы это сделать?
– обратился к молчащим своим товарищам.

– Это у нас запросто, - кивнул ковыряющий в носу - тот, кого звали Куваем.
– В участок притащим, огоньку под ноженьки поднесем, запоет соловьем любой.

– Ага, запоет, - поддакнул несловоохотливый Легат, - не видел еще иного.

– Они у меня большие мастера по такому делу, - подмигнул зловеще Ванька Каин не поддерживающему разговор Зубареву.
– Так как? Пощипать того ярыжку?

– Дело ваше, - ответил сдержанно Зубарев, - только я вам тут не помощник, уж простите.

– Во, уже и прощения запросил, - хохотнул Каин, который был сегодня явно в ударе, и ему хотелось побахвалиться, выказать свои возможности да и вообще показать себя большим человеком.
– Где там половой наш застрял? повернулся в сторону кухонной двери, откуда шел приятный запах жарившегося мяса с луком, каких-то пряностей, слышалось позвякиванье посуды.

– Счас, счас, ваша милость, несем, - прокричал выглянувший в дверь половой, и уже через полминуты он мчался к их столу, неся перед собой на жестяном подносе запотевшую четверть вина, чарки и стопку блинов с маслом.

– Давно бы так, - проворчал Каин, погрозив половому пальцем, как нашкодившему пацану, - смотри у меня, а то в другой раз я те накостыляю по шее, долго помнить будешь.

– А я ему все зубы пересчитаю, - гнусаво добавил Кувай и показал могучий кулак.
– Могу и сейчас дать, - он чуть привстал, но Каин резко дернул его за руку, усадил на место.

– Остынь, Кувайка, все бы кувалдами своими, кулачищами махал, - у того в самом деле были необыкновенной величины кулаки с потрескавшейся кожей на пальцах; они напоминали гальки, размером с голову годовалого ребенка, такие в изобилии встречаются по берегам быстрых уральских рек.
– В молотобойцах он ране ходил, - пояснил Зубареву Каин, - в бегах успел побывать, с атаманом Митяем по Волге хаживал, а вот теперича ко мне пристал. Со мной не пропадешь, верно, Кувайка?

– Не пропадем, - гнусаво согласился тот, снимая такую же, как и у Каина, шляпу, и Зубарев увидел меж прядей волос слегка проступившее клеймо, оставленное палачом, но Кувайка тут же тщательно поправил волосы, заметив брошенный на его лоб взгляд, и сумрачно проговорил, - а ты, мил человек,

не оглядывай, что я меченый, то от Бога отметина, чтоб свои узнавали а чужие побаивались. Каждый раб Божий обтянут кожей, всяк свою метку имеет...

Каин меж тем быстро налил вина в принесенные чарки, пододвинул и Зубареву.

– Не журись на меня, не люблю. Выпей с нами за дружбу, за доброе слово. Коль будешь с нами водиться, то жизнь, как этот блин, масляной да сытой покажется, - он быстро опрокинул в рот вино и закусил горячим еще блином, отер рот и продолжил, - оставался бы на Москве, плюнь на Сибирь свою. Чего в ней хорошего?

Зубарев чуть пригубил налитое ему вино, покосился на сидевших перед ним мужиков и твердо ответил:

– Может, в тебе, Каин, и сила есть, и власть теперь, как погляжу, опять же у тебя вся, да мы вот в Сибири у себя иначе живем...

– Оне иначе живут, - поднял вверх указательный палец Легат, икнул, потом добавил какую-то фразу на не знакомом Ивану языке и пояснил: "Помни о смерти".

– Он у нас ученый муж, в бурсе два года березовую кашу хлебал, а потом к немцам в услужение попал, разным штучкам у них научился. Так говорю?

– Воистину так, - снова икнул тот, и, не дожидаясь, сам налил себе вина из четверти и выпил одним глотком.

– Эй, не спеши, - щелкнул его пальцем по носу Каин, - забыл, кто здесь главный?

– Как можно, - откинулся назад и воздел руки к небу Легат, - ты у нас Иван Кайнушка и наказной атаман, и судья приказной, и сыщик во всей Москве самый наиглавнейший, прости дурака.

– Давно бы так, - добродушно согласился Каин и налил по новой, пропустив при этом чарку ослушника, но тот скорчил глумливую рожу и лишь облизнулся.
– За дружбу?
– поднял он свою чарку.

– За тебя и твое здоровье, Ванюшка, - поднял пустую чарку Легат.

– Э-э-э... Ты мне это дело брось, - рассердился Каин, - не дразни меня, - но налил хитрому Легату, выпил сам, опять покосился на Ивана Зубарева, который делал лишь маленькие глоточки, не желая пить по полной, и сидел совершенно трезвый, тогда как сам Каин и спутники его чуть захмелели, начали поглядывать по сторонам, шептаться о чем-то меж собой.
– Значит, не желаешь пить с нами?

– Не хочу сегодня, - упрямо опустив голову, ответил Зубарев.

– Дело хозяйское, да гляди, как бы не пожалел о том...

– Всех жалеть - и на себя не останется, - пожал тот плечами, - пойду я, однако, - и хотел встать, но Кувайка положил могучий кулак ему на плечо и придавил к лавке.

– Сиди, покуда атаман не отпустит, - и поднес кулак к носу.

– Понял?
– криво усмехнулся Каин.
– С нами не шутят.

– А может, он к обедне спешит?
– дернулся всем телом Легат и сложил пальцы перед собой.
– Может, он праведник великий? А? Скажи, парень. Мы с тобой вместе на службу пойдем, свечки Божиим угодникам поставим.