Отрезок пути
Шрифт:
– Дай-ка мне какое-нибудь зеркало, – подумав, прошу я. – Хочу узнать, на что похожа моя физиономия.
– Вы уверены? – с сомнением уточняет он.
– Теперь да.
Лауди с опаской вручает мне карманное зеркало, и я, чуть приподнявшись, осторожно заглядываю в него. Мерлин Великий, это вообще я? Все сосуды в глазах полопались, белки налились кровью, поэтому похож я сейчас на взбесившегося громамонта. Под глазами черные круги – именно черные, а не темно-синие, как летом. Губы тоже почернели и потрескались, и вообще, выгляжу я сейчас чуть ли не старше Северуса. Я с отвращением отбрасываю
Возвращается он только через полчаса и сообщает, что никак не мог отвязаться от Кэрроу. Им сейчас скучно. Студенты разъехались, пытать некого – тоскливо, хоть вешайся. Лучше бы им так и поступить, право слово! И было бы всем счастье.
– Что это, позволь узнать? – сурово осведомляется Северус.
– Я тут не при чем, спроси у Лауди, – бормочу я, догадавшись, что он имеет в виду.
– Спрошу, как только он соизволит появиться.
– А он что, сбежал? Вот гад! Только что был здесь…
– Видимо, не хочет попадать под горячую руку, – Северус усмехается. – Что ж, думаю, имеет смысл отдать должное его стараниям. Ты в состоянии встать? Или нужно кормить тебя с ложечки?
– Не нужно, – мрачно говорю я, с трудом принимая сидячее положение. – Знаешь, у меня сроду не было настолько дерьмового Рождества.
Кое-как мне удается добраться до праздничного стола и рухнуть в кресло. Есть совсем не хочется, несмотря на обилие аппетитнейших блюд. Северус еще и огневиски мне не дает, мотивируя это тем, что мой организм слишком ослаблен. Приходится ограничиваться вином. Впрочем, оно такое вкусное, что я ничего не имею против.
Тем не менее, кое-что съесть мне все-таки приходится. Спорить с Северусом небезопасно. С видом профессионального целителя он наблюдает, как я лениво ковыряюсь в тарелке.
– Послушай, – не выдерживаю я, откладывая вилку в сторону, – ты можешь объяснить мне, почему все это происходит? Почему мне настолько плохо? В книге же вроде было сказано, что в некоторых случаях Избранным удавалось протаскивать своих помощников в чужое сознание, и никто от этого не бился в агонии. Почему же я так мучаюсь?
– Ну, во-первых, ты не легилимент, – говорит Северус.
– Насколько я понял, принципиального значения это не имеет, – замечаю я.
– Не имеет, – он кивает. – Я же говорил, про ментальную несовместимость.
– Северус, мне не смешно.
– А я и не шучу. При легилименции сознание другого человека воспринимается как калейдоскоп картинок. Ты видишь все со стороны, как в думоотводе, только в более быстром темпе. Поэтому в легилименции важна предельная концентрация, чтобы не запутаться в чужих мыслях и чувствах и заставить человека сосредоточиться на том, что нужно тебе.
– Это я понимаю. А при чем здесь…
– Не перебивай! – он взмахивает рукой, призывая к молчанию. – Так вот, то, что вытворяет Поттер – это не легилименция. Во всяком случае, не такая, какой она должна быть. Он не просто проникает в сознание Темного Лорда, он как бы становится его
– Спятить можно, – бормочу я ошарашено.
– Из-за вашей ментальной связи Гарри невольно вынуждает и тебя испытывать то же самое. А ты не можешь.
– И что, это и называется «ментальной несовместимостью»? – спрашиваю я, отметив, что он назвал Гарри по имени.
– Это никак не называется, – отвечает Северус, нахмурившись. – Не было прецедентов. Но то, что имеет название, пугает меньше, не правда ли?
– Не знаю. Я уже ни в чем не уверен. Почему я не могу испытывать то же самое?
– Потому что это противоестественно для тебя.
– А для Гарри, стало быть, воображать себя Темным Лордом – самая что ни на есть естественная вещь? – иронично осведомляюсь я.
– В каком-то смысле, да, – кивает он. – Не забывай о связи между ними.
– С этими ментальными связями и сам Мерлин не разобрался бы! Они, по-моему, еще хуже родственных.
– Не преувеличивай. Их всего две, – Северус усмехается. – А теперь сделай милость, съешь еще что-нибудь.
– Не хочу!
– Не веди себя как ребенок!
Я сердито смотрю на него и с отвращением запихиваю в рот кусок курицы, схватив его с тарелки прямо руками. Мясо не только ничем не пахнет, но и кажется совершенно безвкусным. Внезапно мне становится смешно. Рождество называется! Сидим оба мрачные, помятые – ни тебе аппетита, ни праздничного настроения. Я после приступа в себя прийти не могу. Северус тоже не в форме – наверняка Темный Лорд вчера здорово на них вызверился после того, как Гарри и Гермиона улизнули у него из-под носа. А ведь ему еще и со мной возиться пришлось. Хотел бы я не усложнять ему жизнь, но кажется, это не в моей власти. Как бы то ни было, хорошо, что я остался здесь на каникулы. Представляю, чем бы все могло закончиться, будь я дома!
– У меня нет для тебя никакого подарка, – сообщаю я, кое-как прожевав, курицу. – Мне приходила мысль поискать что-нибудь, пока я был в Лондоне, но я решил, что ты меня убьешь.
– Правильно решил, – подтверждает Северус, подозрительно глядя на меня, и после паузы добавляет: – Кроме того, ты сам – настоящий подарок.
Последние слова он произносит с таким ехидством и так омерзительно при этом ухмыляется, что я чувствую себя так, словно на меня опрокинули контейнер с удобрениями, и начинаю перебирать в голове все, в чем успел перед ним провиниться. Умеет же человек одной фразой в душу нагадить! Талант, не иначе.
– Надо же, какие мы стали обидчивые, – комментирует Северус мою реакцию. – А у меня, между прочим, подарок есть… Не спеши благодарить. Это не только для тебя, а, скорее, для всей вашей банды.
Для всей банды? Что это с ним сегодня? Я смотрю, как он подходит к большому столу, и только сейчас замечаю, что на нем стоит нечто массивное, прикрытое светло-серой тканью. Он сдергивает ткань, и моему взору предстает здоровенный радиоприемник – почти как у меня дома, только чуть меньше.
– Как раз то, что нам нужно. Будем слушать Селестину Уорлок и петь хором, – от изумления я говорю первое, что приходит в голову, и тут же виновато умолкаю.