Отрезок пути
Шрифт:
Слова заканчиваются. Это просто невыносимо. Сейчас он с удовольствием выставит меня вон и будет абсолютно прав. Потому что я идиот. Проходит минута… другая… час… год… вечность…
– Заходите, если вам так хочется, Лонгботтом, – спокойно говорит Снейп. – Только постарайтесь не присутствовать здесь круглосуточно. Иначе мне придется подать в отставку.
– Спасибо, сэр! – восклицаю я, тщетно пытаясь стереть с лица идиотскую улыбку. Интересно, как бы отреагировали мои однокурсники-гриффиндорцы, услышав этот диалог? Лучше этого не знать.
Глава 14. Никто не заметил
Сегодня в «Ежедневном Пророке» практически то же самое, что и вчера. И розыск Гарри, и «маггловские выродки». Теперь вот еще статья о Дамблдоре появилась. Точнее, отрывок из книги Риты Скитер, которой вроде бы уже пора
В статье Элфиаса Дожа, которая вышла месяц назад, таких колдографий не было, и совместных, кстати, тоже. Почему, интересно? У Дожа нет снимков с близким другом? Честно говоря, эта их дружба вызывает у меня некоторые сомнения. Дожа даже бабушка называет законченным тупицей – ну что у них может быть общего? И потом, слишком уж он Дамблдора превозносит. А человек просто не может быть идеальным. Я ничего плохого не хочу сказать про директора, но не считаю, что раз он погиб, его тут же надо канонизировать. Не то, чтобы версия Риты Скитер была мне ближе, – эта дрянь все, что угодно, способна перевернуть с ног на голову. В семь лет проявляется магия, ага. Что бы эта писака обо мне сказала, интересно? У меня-то она только в восемь дала о себе знать. Да и то, чисто случайно. Но ведь даже самая невероятная теория не может возникнуть на пустом месте. Если, конечно, это не теория Луны о морщерогих кизляках, да и то. В любом случае, нет особого смысла читать вот так кусками. Выйдет книга, там и посмотрим. Сейчас публикации выдают только для затравки.
Жаль эту малышку Ариану. Сквибом она там была или нет, но все это ужасно несправедливо.
А вот где сейчас Аберфорт Дамблдор я, кажется, знаю. Не зря мне трактирщик в «Кабаньей голове» сразу показался знакомым, только близко я его тогда не разглядывал. Но яркие глаза запомнил. Странно это как-то. Один – директор школы, другой – хозяин грязного кабака. Неужели на этом Аберфорте природа настолько отдохнула?
*
Все. Я откладываю перо в сторону. Не могу больше. У меня на пальцах уже мозоли появились. Самые настоящие. И мозг окончательно перестал функционировать. Впрочем, на этом экзамене я им почти не пользовался. Конспекты по истории магии я всегда вел исправно – совести бы не хватило просить у Гермионы еще и их. Правда, в последнее время я к ней почти не обращаюсь, но все равно. Поэтому так и получается – ст'oит мне написать одно предложение, как остальные всплывают сами собой. Словно это рука помнит, что надо писать, а не мозг. Даже проверять ничего не буду – перед глазами все плывет. Я слишком устал, чтобы беспокоиться о результатах. Еще и мигрень опять начинается. И с каждой минутой все хуже.
Некоторые не выдерживают и начинают потихоньку сдавать работы и расходиться. Я тоже отдаю пергамент профессору Тофти и ухожу. Надо срочно сделать хотя бы маленький глоток свежего воздуха, иначе я прямо сейчас свалюсь в обмороке.
Минуя вестибюль, я выхожу во двор. Солнце закрывают облака, прохладный ветерок приятно обдувает, но голова все не проходит. Теперь к боли примешивается еще и отвратительный раздражающий зуд, словно у меня в голове роятся насекомые. В жизни не испытывал более мерзкого ощущения! Не считая приступов паники, которые со мной иногда случаются.
Ничего удивительного в моем состоянии, конечно, нет. Удивительно, что я до сих пор не в больничном крыле. Эти два дня были по-настоящему кошмарными. Ну, на теоретической астрономии, допустим, не было ничего сверхсложного. Но арифмантика – это уже не шуточки. Хорошо, что к этому экзамену я готовился едва ли не больше, чем ко всем остальным. Знать бы еще зачем, поскольку изучать ее и дальше я не планирую. Хватило. Слишком уж там много расчетов, таблиц и диаграмм. Это угнетает. Надо было древние руны в свое время брать, но родственники меня тогда настолько запутали своими противоречивыми советами, что я сам перестал понимать, что хочу изучать. И, разумеется, они все равно остались недовольны моим
Прорицания я вообще самым последним сдавал. И наверняка получу «тролля». Потому что такую чушь я не городил даже в младенчестве. Не уверен, впрочем, что экзаменатор слышал хотя бы половину. Один раз даже пришлось по плечу его хлопнуть, в противном случае он бы впечатался носом в хрустальный шар. А в этом шаре мне вообще какие-то щупальца мерещились. К чему бы это, интересно? Гигантский кальмар вместе с озером выйдет из берегов? Да тролль с ними, с этими прорицаниями! Я и не думал, что нормально их сдам. В детстве мне казалось, что эта наука имеет смысл. Возможно, и имеет, вот только Трелони об этом явно забыли сказать. Фиренце тоже немногим лучше. В принципе, он мне нравится, но его преподавание лишено всякого смысла, кроме восторга Лаванды и Парвати. Мерлин, они же пялятся на него так, словно надеются, что он свидание им назначит! На кентавра! Они вообще как себе это представляют? Хотя, если подумать, это же идеальный вариант: и принц, и конь в одном лице.
Ну, а потом была практика по астрономии. Придушить бы этих гадов, которые напали на МакГонагалл! Ведь это же надо – вчетвером на пожилую женщину! Надеюсь, с ней все будет в порядке. Сегодня перед историей магии я хотел ее навестить, но мадам Помфри сказала, что ее отправили в Сент-Мунго. Значит, дело серьезное.
Головная боль и зуд постепенно проходят, но мне почему-то становится не по себе. Не то, чтобы паника, но как-то неуютно. Еще бы мне было уютно – я ведь почти не спал! После прорицаний вчера подремал примерно час, но больше не вышло. А после астрономии никто спать не мог – лично я все три часа, что провел в постели, только ворочался. А потом пришлось идти на маггловедение, а к двум – на историю магии. И каким образом вышло так, что я до сих пор жив, сам не понимаю. И почему, хотелось бы знать, я до сих пор спать не пошел? Это лучшее, что можно сделать в данной ситуации.
По коридорам и лестницам я бреду, словно под Империусом. Словно ноги несут меня сами. Ну и пусть несут – они дорогу знают. Так же, как и руки знали, что им писать во время экзамена. Я бреду, засунув руки в карманы и глядя под ноги, как вдруг совсем рядом слышу крик:
– Убери свои руки, ты, урод!
Джинни! Не раздумывая, я бросаюсь за угол и вижу, что здоровенный слизеринец схватил ее в охапку, а она яростно размахивает кулачками, пытаясь освободиться. Использовать Оглушение я не решаюсь, опасаясь задеть Джинни, и просто бью его кулаком по спине. Он разжимает хватку, Джинни удается вырваться, и я с силой толкаю его к стене, по которой он благополучно сползает. Не успеваю я обрадоваться, как в коридоре появляется еще несколько слизеринцев. Четверо, если быть точным. Среди них Крэбб и Гойл. Уроды. Интересно, куда же Малфой и Паркинсон запропастились? И как, черт возьми, меня занесло к кабинету Амбридж? Я же спать собирался! Об этом, впрочем, размышлять сейчас некогда. Нужно оценить обстановку. Двое из четверых целятся в нас палочками. Двое держат Луну и Рона, рты которых заткнуты кляпами. Этот гад, что напал на Джинни, поднимается с пола и тоже выхватывает палочку. Неутешительная ситуация. Пятеро слизеринцев против нас двоих. Причем, среди этих пятерых еще и две девушки. На девушек они, правда, мало похожи, но тем не менее. Единственная представительница женского пола (не считая, разумеется, Беллатрикс Лестрейндж), на которую я могу поднять руку, – это Амбридж. После того, что было вчера ночью, ее нельзя считать человеком. А эти девчонки, возможно, просто дуры. Впрочем, если бы не Джинни и Луна, я бы, пожалуй, попробовал отбиться, но не хотелось бы, чтобы они пострадали.
– Уоррингтон, – насмешливо тянет слизеринка, которая держит Луну, – кто из этих малолеток вывел тебя из строя?
– Заткнись! – огрызается он, свирепо глядя на меня, и тут же поворачивается к остальным: – Хватайте их, чего вы ждете?!
Экспеллиармусом в меня бьют сразу двое – чем-то я им, видимо, не нравлюсь. Слава Мерлину, успеваю отпрыгнуть, и задевает только вскользь. Иначе я бы не только палочки лишился, но и сознания. А палочка улетает на другой конец коридора.
– Я подберу, – заявляет Уоррингтон, – а вы пока заткните им рты.