Отрочество 2
Шрифт:
– А испытания? – полюбопытствовал он, снова пхнув пальцем бамбуковую конструкцию.
– По ночам. Вот… – соскочив с верстака, откидываю брезент с самолёта, – видишь?
– На палатку похоже, – скептически сказал опекун, – только што колья к парусине привязаны. Несуразно выглядит.
– Так и задумано! – потянув за жерди, я показал, как сложенная летадла становится треугольной.
– А этом, – тыкаю носком ботинка, – лишнее. Отстёгивается, и всё. В фургончик загрузили от лишних глаз, да и перевезли.
– Эк… – крякнул он, присаживаясь у самолёта и с любопытством изучая простую,
– Он самый! Иностранных граждан в войсках хватает. Доброволец там или нет, а зарисовать летадлу, с целью патриотично передать чертежи собственному правительству, это каждый второй восхочет.
– Ага… а механика?
– Отдельно. Вот… простейшая трёхколёсная гондола, если кто и посмотрит, так обычная мотоколяска, только што пропеллер сзади, ну да и это не новость. Што я слесарь и механик, многие знают, про инвалидную коляску в патентах узнать тоже несложно.
– Обманка, – в дяде Гиляе проснулся мальчишка, и он забрасывает меня сотней «почему?», пару раз поставив в тупик. Незамыленный глаз увидел более простые решения некоторых проблем.
– Где ты раньше был?! – вырывается у меня, и дядя Гиляй распушил самодовольно усы, – Не поверишь, как не хватает рук, потому как…
– Шпионаж, – кивнул понятливо Владимир Алексеевич.
– Он самый! Иностранных подданных не рискую, а буры… здесь не то штобы грустно – есть мужики, которые слесарить умеют и в механике мал-мала разбираются, просто они уже – в артиллерии да при пулемётных командах, да всё больше на командных должностях.
Крутнув пропеллер, опекун вздохнул креслицу, рассчитанному явно не на его седалище, и отошёл, вздыхая и дёргая себя за усы. Обнадёживать дядю Гиляя скорой перспективой полётов не стал, ибо разница в массе у нас такая, што я вместе с двигателем вешу чуть не меньше его. То бишь конструкцию придётся пересчитывать под другие характеристики, и возможно, под другие материалы.
– Ночью сегодня полечу, заодно и фотоаппарат испытаю, – тоном искусителя сказал я, – есть желание поглядеть?
– Плохим бы я был репортёром, – фыркнул он, чуточку приободрившись.
Самолёт выгрузили из повозки, и мы с Санькой принялись собирать его, расправляя, соединяя и защёлкивая фиксаторы. Легонькая гондола, плетённая из бамбука и шёлковых шнуров, мотор, фотоаппарат…
Перекрестившись и перекрестив меня, дядя Гиляй отошёл в сторону. Зафырчал мотор, и самолёт начал разбег, подпрыгивая слегка на казалось бы расчищенном поле, покачивая крыльями и грозясь завалиться.
Рули вверх… начался набор высоты, окрашенная в цвета ночи парусина растворилась в ночи. Лишь мотор тихохонько покашливает, выдавая моё месторасположение, но вельд и ночью полон звуков.
Набрав высоту, я отключил мотор, и принялся планировать на потоках воздуха, описывая круги над лагерем буров. Задача – выяснить, можно ли ночью, сфотографировав костры и кострища, сориентировать полученное с лагерем буров?
Планируется наступление на Дурбан, и вроде как… што удивительно для буров… секретоносителей пока менее двух десятков, включая нас с Санькой, Мишку и што неудивительно – дядю Фиму, то бишь командора Бляйшмана, как логиста и снабженца. Воздушная
Самое сложное в ночном полёте – ориентиры. Вроде бы и знаю Ледисмит, и более-менее понимаю, где нахожусь, но тяжко… Мозги будто наизнос работают, пытаясь одновременно держать в голове всё эту топографию, ловить воздушные потоки и фотографировать.
Благоразумно не снижаясь, потому как бурам хватит тяму стрельнуть, и главное – попасть в непонятную страховидлу на фоне неба, делал снимки. Израсходовав пластины и зазябнув, не без труда вернулся назад. Воздушные потоки переменились, и пришлось включать двигатель, дабы нормально подлететь к освещённой кострами посадочной площадке.
«– Дражайший Ники!
В высшей степени радостные события в Африке предоставляют мне самый приятный повод для письма! Британия наконец получила чувствительнейшую оплеуху своему самолюбию, и весь мир увидел, что это не незыблемый титан, а колосс на глиняных ногах.
Бесчестная война против заведомо слабейшего противника обернулась небывалым фиаско, и народы Европы поняли, что могут избавиться наконец от навязчивой британской опеки.
Более всего меня радует дружное „Нет!“, сказанное европейскими народами британскому льву. Добровольцы со всего мира сражаются против британской гегемонии, и патриотический подъём у моих добрых подданных совершенно небывалый!
Наконец-то у меня появилась общая граница с государствами буров, и я могу оказывать им помощь, не совершая дипломатических демаршей, и не запрашивая у португальской Короны о проходе германского экспедиционного Корпуса через Мозамбик в помощь Крюгеру!
Ведомый долгом рыцаря и христианского государя, я приложу все силы, чтобы всемерно помочь бурам, удерживаясь меж тем от войны. Безмерный аппетит британского льва, страдающего ожирением и подагрой, нужно ограничить к его же пользе!
Мои добрые подданные задыхаются, лишённые жизненного пространства, меж тем как Британия, не в силах переварить уже захваченные территории, пытается ухватить ещё и ещё. В содружестве с бурами, как родственные народы германского корня, мы можем встать крепкой ногой в Африке, неся бремя Белого Человека к вящей славе Германской Нации во благо отсталых народов!
Сейчас и только сейчас мы с тобой можем одним решительным ударом покончить с гегемоний Британии! Вся мировая общественность возмущена действиями британской Короны, и нам нужна лишь решительно придерживаться одной линии.
Тебе достаточно двинуть войска в Азию, и Британия, озабоченная сохранность Индии и Афганистана, окажется скована в своих действиях на Африканском континенте. В свою очередь, обещаю действовать решительно и не медля.
Разумеется, решительность твоя не останется безответной, и могу обещать самое горячее содействие в получении концессий на африканском континенте, пересмотре ряда таможенных соглашений, выделению кредитов и прочего. Важно лишь твоё принципиальное согласие, о деталях договорятся наши министры.