Отродье. Охота на Смерть
Шрифт:
— Ты больной? Я могу ходить! — Вадим на всякий случай пошевелил пальцами на ногах, чтобы убедиться. — Слушай, а ко мне кто-нибудь приходит?
— Да, твоя мать. Каждый день, кроме вторника и субботы…
— Угу, у неё суточные дежурства…
— Вооот, а говоришь, что ничего не помнишь! Кончай врать, говори, что случилось, почему ты здесь?!!
Вадим и сам себя подловил. А, правда, что же случилось?
Он отчётливо помнил годовые отметки в дневнике и недовольного отца из-за тройки по математике. Помнил, как с друзьями поехал купаться, хотя вода в первых числах июня ещё не успела прогреться,
— Хоть убей, не помню…
Сосед расстроился, но ненадолго:
— Вспомнишь — стопудово расскажи! А я прикинь, напоролся на вилы!
— Как?
— Да по дурости! Родичи отправили к бабке в деревню, ну мы бесились в стогу, я с разбегу прыгнул, а в сене — внутри, кто-то забыл вилы. Вот зырь! — Эд гордо задрал майку, продемонстрировав наглухо перебинтованный живот, — кровищи было море!!! Меня местный фельдшер ещё плохо обработал, пошёл гной — видел бы ты мою бабку! Она от страха чуть не преставилась! Вот теперь здесь… Две операции было… Мамку жалко — всё плачет, будто я умирать собрался.
— Немедленно спать! — внезапно рявкнула, ворвавшаяся в дверь толстая медсестра, — Вот олухи какие!!! Не спят, а у меня смена только началась! Ну, смотрите, негодяи — штаны с вас поспускаю, да к девчонкам гулять отправлю!
Угроза была нешуточная, так что оба быстро скрылись под одеялами, а через несколько минут сон взял своё.
Тихо, но как-то безнадёжно плакала женщина. Вадим проснулся. На краю кровати Эда сидела немолодая дамочка в очках с красиво вьющимися локонами коричневых волос. Даже сквозь стёкла были видны красные заплаканные глаза. Такие глаза бывают, когда плачешь, сутки напролёт — такие глаза были у бабушки после смерти деда. Рядом с женщиной стояла ночная медсестра, утешительно поглаживая её по плечу.
Вадим вспомнил разговор с новым знакомым и почему-то решил высказаться:
— Здравствуйте. Да, что вы всё убиваетесь по сыну? Ничего с ним не случится! Мы всю ночь разговаривали, он сказал, что обязательно поправится!
Женщина тут же умолкла, посмотрела, словно увидела привидение.
— Ох, и бесстыжий ты мальчишка! — отозвалась медсестра, — и как тебе наглости хватило такое говорить? Знаешь ведь, что беда у женщины, так ещё издеваешься! Ничего святого в наше время не осталось! Мальчишка ещё вчера на закате умер, а ты собираешь… Ремня бы тебе!
Мать Эда, будто сорвалась с привязи: запричитала, упала на тело сына, заплакала в полный голос.
Вадим, сражённый новостью, не знал, что и сказать:
— Не может быть… Мы разговаривали… Была поздняя ночь… Эдик сказал, что раны заживают и, что вы постоянно плачете…
Медсестра озверела:
— Побойся Бога! Ты слышишь, что несёшь?!! Заткнись! Умолкни! Спи! Как тебе не стыдно! Вот молодёжь пошла!
Мать Эда продолжала рыдать.
Совершенно запутавшись в происходящем, он отвернулся к стенке и заткнул уши, чтобы
Спустя минут двадцать плачущую увели, а ещё через десять в коридоре послышался нарастающий шум. Женщины что-то быстро щебетали, судя по интонациям — оправдывались, их периодически обрывал густой мужской бас, но женщины с ним не соглашались, продолжая щебетать. Голосов становилось больше. Они приблизились, а затем палата превратилась в ярмарочную площадь.
— Вот он! Жив, здоров! Проснулся! — громко заявила высокая, худая как селёдка медсестра, — А Зоя у нас первую смену отработала, не знала, что он клинический…
— Да, я не знала, но зато знаю, что хам он редкостный и врун порядочный! — нагло парировала толстая ночная сестра.
— Кто бы мог подумать! Взял и проснулся! Сам! — всплеснула руками маленькая пожилая врач.
— Батюшки! — вторил кто-то из толпы.
— Тишина! — рявкнул басом крупный доктор, которого буквально облепляли женщины в белых халатах.
Доктор напоминал гору, заросшую лесом или медведя. Очень большой, с сильными огромными лапами, густой бородой и смуглой кожей, полностью заросшей чёрной шерстью. Несмотря на пугающую внешность, он смотрел на Вадима добрыми небесно-голубыми глазами, сквозь стёкла очков в толстой оправе:
— Здравствуйте, молодой человек, — протянул руку, крепко пожал, — вы ещё не знаете, но вы наша местная сенсация! Такого в моей практике, признаюсь, не было. Чтобы безнадёжный пациент сам проснулся… — врач заметил, что Вадим собирается задать какой-то вопрос, но остановил его жестом, — не сейчас. Прежде всего — твоё здоровье. Твоя мама уже в пути, она приедет как раз, когда мы закончим исследование… Пойдём со мной! — оглянулся, понял, что Вадиму совершенно нечего надеть, бесцеремонно стащил халат с худой как селёдка рыжей медсестры — передал ему, — надевай и ничего не бойся, идём…
— Иди, что ты мешкаешь, — примирительно подсказала Зоя, — главврач ждать не будет!
И он пошёл.
Разве, что чуть не навернулся, когда поднялся с кровати — закружилась голова. Ноги двигались как во сне. Ватные ступни не чувствовали пола. В очередной раз, почти упав, он привлёк внимание врача:
— Ах, как же я — старый дурак, не сообразил? Давай подсоблю!
— Не надо…
— Надо, надо!
— Мне бы умыться…
— Умыться? Это можно!
— В туалете зеркала, — недостаточно тихо шепнула медсестра.
— Хм, — нахмурился врач, — потерпи сынок, сначала анализы — потом помывка!
Этот диалог имел какое-то важное значение, но Вадим никак не мог понять, какое.
В течение часа из него выкачали пол литра крови на всякие анализы, просветили всё тело в трубе, издающий страшные звуки, сделали флюрографию, взвесели, измерили, проверили глазное дно. Судя по всему, время завтрака давно миновало, но главврач отвёл его в столовую, строго приказал накрыть им стол и накормил Вадима — голодного, как никогда в жизни. По пути в палату, он еле двигался — устал. Откуда эта усталость? Ведь ничего не делал, но чувствовал себя так, словно пробежал марафонскую дистанцию. За несколько метров до двери силы закончились окончательно, чтобы не упасть он прислонился к стене. Вспотел. В глазах потемнело. Постояв с минуту, вошёл внутрь.