Отродье. Охота на Смерть
Шрифт:
— Вадик! Ну, наконец-то! Я уже начла волноваться, — распахнула дверь мама, сразу, стоило ему лишь позвонить. Мама никогда не спрашивала: "кто там?" — просто, открывала и всё.
— Я спешил… — не успел продолжить, оказавшись в крепких объятиях.
Он видно сильно вырос, так как теперь мама с трудом доставала ему до плеча. Памятуя о словах доктора, он с тревогой пытался рассмотреть её лицо. Похоже, всё было действительно серьёзно. Мама обмотала голову платком и бинтами, оставив лишь две большие щели на лице — для глаз и рта. У Вадима появилось нехорошее предчувствие, хотя выглядела она более чем забавно, одновременно
— Сынок, что ж мы стоим на пороге? Заходи скорее! Я обед приготовила! Твои любимые голубцы!
— Я сейчас съем всё что угодно!
Нехорошее предчувствие усилилось в квартире. И в зале, и в его комнате, и на кухне на окнах были задёрнуты плотные шторы — в доме пахло болезнью. Мама явно его стеснялась и опасалась вопросов о недуге, так как, не останавливаясь, говорила о какой-то неважной чепухе, не давая ему вставить слово. Она накрыла на стол, а сама скрылась в ванной, откуда долго не выходила.
Пообедав, Вадим постучал в закрытую дверь:
— Мам, я думаю, ты понимаешь, что бесконечно это не может продолжаться — выходи, мы должны поговорить…
— Ох, сынок, может, отложим?
— Зачем? Что изменится?
— Не знаю…
— Жду в зале.
Она вышла минут через пять, всё в той же странной маске из платка.
— Мам, снимай.
— Вадик, не нужно…
— Мам, мы преодолеем это вместе. Ты моя мама, я должен знать.
Она колебалась. Заламывала руки, сплетала пальцы — переживала:
— Я очень боюсь… Мне так стыдно — ты не представляешь даже, что это такое — это мерзопакостно!
— Мам!
— Ладно… Но ты меня заранее прости…
Она безвольно упала в кресло, осторожно начала разматывать платок. Вадим подошёл поближе. Ближе к коже ткань из белой стала коричневатой, липкой. Он почувствовал запах гноя. Сглотнул. Перед последним слоем она немного замешкалась, набираясь сил, и решительно сняла повязки, повернулась к нему.
Бугры, гной, мерзость.
Вадим ничего не смог с собой поделать — отшатнулся. Ужас первых секунд быстро отступил, но было поздно — мама поняла, отвернулась, хотела снова намотать платок, но он её остановил. Прекрасное мамино лицо — самое любимое с детства бесследно ушло. Теперь о нём не напоминало ничего. Воспалённая красная кожа — каждый миллиметр покрыт мелкими прыщами, огромные неровные шишки на бровях и скулах, крупные сочащиеся гнойники на щеках, подбородке, лбу. Левый глаз почти скрыт под опухолью. Нос увеличился, наверное, втрое, став бугристым, бордовым как у алкашей. На шее та же картина, но там ещё и кожа начала отслаиваться — топорщилась кусками. Шишки покрывали всю голову, волосы на них поредели — выпадали. Вадим не узнавал маму. Такое чувство, что кто-то взял её необычные зелёные глаза и переставил на физиономию монстра. Впрочем, глаза тоже изменились — веки покрывали сизые ячмени.
— Всё. С меня хватит! — не выдержала мама, отвернулась, бесшумно заплакала, наматывая платок.
— Мам…
— Ничего не говори, я всё видела, я всё знаю! И не говори, что тебе всё равно как я выгляжу! Я — чудовище, урод! Врачи молчат, но я знаю, что даже если это пройдёт, останутся шрамы…
Он хорошо знал её, поэтому не стал утешать. Обнял. Прижал покрепче. Заплакал, вместе с ней тихо повторяя:
— Ты поправишься, обязательно поправишься, я обещаю.
Выплакавшись,
— Я знаю, что поправлюсь… Когда ты уснул… Мы с папой завели котёночка — Машку. Такая лапочка. А вчера Машка погналась за мухой, выпрыгнула с балкона и разбилась. Я её похоронила за гаражами… Бабушка сказала, что кошка забрала с собой из дома смерть…
Вадим ужаснулся:
— Мам, о чём ты говоришь? Ну, какая смерть? Рано тебе думать о смерти!
— Ага.
— Придумают же: кошки, смерть…
Весь день они провели вместе. Болтали о разной ерунде, смотрели телевизор, разобрали старые фотоальбомы. Около семи вечера мама пошла на кухню, открыть вино и принести закуску. Раздался нездоровый кашель — свистящий, неоткашливающийся. Что-то с грохотом упало. Послышался звон разбившегося стекла. Стон. Вадим уже стоял на ногах. Вбежал на кухню — кровь: на полу, подтёк с отпечатком ладони на кафеле, на дверце холодильника.
— Мама?!!
Мама хрипела на полу, прижимая руки к горлу — задыхалась.
Он ахнул. Можно быть готовым ко всему, но увидев родного человека трепыхающегося в луже собственной крови, никто не сохранит самообладания. Особенно, если это мама. Ему почему-то подумалось, что маму обязательно нужно поднять на ноги или хотя бы усадить на стул, тогда ей полегчает — кошмар закончится. Мама оказалась слишком тяжёлой, руки скользили, тут же испачкавшись в крови. Откуда же столько крови? Вадим повторял: "Мама, мама… Что с тобой? Как помочь?" — она хрипела, зачем-то отталкивая его. Отчаявшись, он вспомнил про телефон.
Скорая ехала дольше, чем вечность.
Мама хрипло дышала на полу. Каждый вдох давался ей с трудом. Из горла вместе с хрипом вырывалась слюна, смешанная с гноем и кровью. Грязная субстанция сгустками капала с лицевой повязки на линолеум. Он принес из зала тёплое одеяло — укрыл её. Принёс тряпки, немного обтерев её руки. Судя по всему, она хотела ему что-то сказать, но сил хватало не больше чем на один страшный вдох. Глаза застилали слёзы, стекали по щекам, падая в мамину кровь. Он пытался их утирать — без толку, картинка перед глазами плыла, теряя чёткость. "Мама, пожалуйста, не оставляй меня… Мама, держись… Мама, прости… Мама… Мама? МАМА???" — она перестала дышать как раз, когда бригада скорой позвонила в дверь.
Врач не суетился. Не испугался её наростов на лице. Проверил пульс, что-то записал, сделал инъекцию. Два рослых медбрата погрузили её на носилки, вынесли из квартиры головой вперёд.
— Я хочу ехать с вами, — плакал Вадим, — это моя мама, пожалуйста!
— Не получится, приезжай сам — вот адрес неотложки, — сухо ответил врач, привыкший к чужим слезам.
— Вы ей поможете? Скажите… Нет! Пообещайте!
— Мы сделаем всё возможное, — ответила спина спешившего врача.
— Вы обязаны!!!
Крик эхом отозвался на пустой лестничной площадке.
Дверь закрылась.
У Вадима началась истерика. Он горько рыдал сидя на полу. Разум говорил ему: слезами не поможешь, но он ничего не мог с собой поделать.
Странные мысли приходят в минуты горя. Вот и ему вдруг подумалось, что когда через несколько часов мама вернётся, то сильно расстроится из-за беспорядка на кухне. Шмыгая носом, роняя капли из глаз, он взял ведро, принялся чистить пол, стены, собирать осколки.
Вода в ведре стала красной.