Отродье. Охота на Смерть
Шрифт:
— Сынок, не волнуйся, пожалуйста, успокойся.
— Ты не слушаешь меня! Я ведь говорю совершенно серьёзно! Папа, здесь призраки их много, они разговаривают со мной! Мне страшно… Они мёртвые, от них веет могилой…
Распахнулась дверь, вошёл высокий незнакомый врач, чем-то похожий на орла — гордый надменный взгляд, нос с горбинкой:
— Как у нас дела?
Отец почему-то сделался виноватым, отвернулся к врачу:
— Доктор, всё как вы предупреждали… Он не в себе и опять начались судороги…
— Папа! — воскликнул Вадим, —
Отец потупился. Врач насторожился:
— Ваш сын слишком долго находился в состоянии комы. Боюсь, некоторые клетки мозга не восстановятся. Отсюда — припадки. Биполярное расстройство. Шизофрения.
— Но…
Врач перебил отца:
— В наше время это поддаётся лечению, будьте спокойны!
— Мне не нужно никакое лечение, — начинал злиться Вадим, — вы не хотите меня выслушать! Я понимаю, что это звучит как бред, но больные, которые здесь умерли — превратились в призраков! Я читал об этом, такое бывает! Они входят со мной в контакт, общаются!!! Пожалуйста, поверьте мне!!!
Если бы он был на их месте, сам себе не поверил: как поверить человеку, заикающемуся от хаотичных мышечных сокращений, который даже направление взгляда скорректировать не в силах?
Врач с отцом переглянулись.
Он не успел, что-либо предпринять. В капельницу, висевшую у изголовья, проникла игла шприца. Раствор из прозрачного стал йодовым. Усталость навалилась с новой силой. Мир отстранился, став плоским, неинтересным. Всё, что ещё минуту назад вызывало в душе сильные эмоции — поблекло. Вадим тяжело вздохнул. Призраки? Ну, и что? Пусть живут… Почему пришёл отец, и где мама? Какая разница? Постепенно все вопросы выветрились. Ему ничего не хотелось. Лень воцарилась в мыслях и теле. Рука выпала из-под одеяла, видимо её нужно укрыть, но так лень… Отец грустно прощается у дверей, нужно ему что-то сказать, но лень шевелиться, лень сказать "пока". Врач склонился перед ним, посветил в глаза. Зачем он это делает? Зачем его тревожит? Поскорее бы он ушёл. Зачесалось за ухом — само пройдёт… Ведь почесать — это значит поднять руку, согнуть пальцы, водить туда-сюда — лень…
Вскоре его оставили в покое. Минуту, а может быть и несколько часов спустя пришёл сон. Впрочем, бодрствование мало отличалось ото сна. Никаких мыслей. Никаких тревог. Вселенский покой. Как раньше он не понимал — вот оно — счастье! Жизнь без глупых мечтаний, без стремлений. Покой — только он имеет ценность. Снова сон без сновидений.
Утром пришёл главврач.
Отчего-то с кем-то ругался. Вадим не вникал, его утомляли чужие заботы. Но главврач вернулся, бесцеремонно выдернул капельницу из вены. Отвесил несколько пощёчин. Как младенца поднял его и отнёс в душ, где долго издевался, поливая холодной водой. Вадик бы согласился остаться под ледяными струями навечно, лишь бы тот отстал — вернул тишину и покой.
Заикаясь из-за холода, он еле выговорил:
— Ч-ч-чего вам нужно? Оставьте меня!
— А! Заговорил! Ну, слава тебе господи! — врач выключил воду, кинул чистую одежду, — одевайся, нужно поесть. Хорошая пища — любую хворь лечит!
— Вы видимо слишком часто так лечитесь, — пробормотал Вадим.
Врач серьёзно посмотрел на него, на свой большой живот и весело расхохотался. Он хохотал так искренне и заразительно, что Вадим тоже заулыбался. Главврач, судя по всему, оказался неплохим дядькой!
Они поели. Маленькие тефтели с жидкой подливкой и картошка-размазня никогда не казались ему столь бесконечно вкусными. Компот с одиноким сухофруктом на дне стал прекрасным финальным аккордом их шикарной трапезы. Голова, наконец-то, заработала в нормальном режиме. Мир вновь раскрасился яркими красками. Весёлая повариха в красном фартуке игриво подмигнула доктору. По столу пробежал рыжий откормленный таракан. Захотелось жить!
— Меня, Борис Сергеевич зовут, мы же так и не познакомились, — первым начал разговор огромный доктор.
— Теперь я понимаю — каково это…
— Что — ЭТО?
— Быть овощем…
— Вот оно что. Значит, вернулся — пришёл в себя?
Вадиму почему-то стало за себя стыдно:
— Угу.
— Ты ни в чём не виноват. Вот наш новый врач — тот да… Я семь шкур с него спущу, где это видано, чтобы мальчишке вкололи такую дозу! Ты реально мог опять впасть в кому. Но теперь всё нормализуется. Слушай, Вадик, ты мне лучше другое расскажи: помнишь к тебе отец приходил?
— Да, помню…
— А теперь припомни, что ты ему наговорил? Что видел?
Вадим промолчал. Он прекрасно всё помнил и визит отца, и свой рассказ, и недоверие в глазах, и удивление доктора-орла и, что самое важное — капельницу.
— Ну-ну, не бойся, рассказывай!
— Я… Я… — Вадим колебался, — я не помню… Знаете, что-то нашло… Гулял по больнице, упал, ударился головой вот что-то и примерещилось… Ничего важного.
Борис Сергеевич пристально изучал его лицо — смотрел недоверчиво:
— Вадик, а ты мне врёшь! Нехорошо! Я тебя снял с лекарств, накормил, а ты значит вот как? Давай, попробуем ещё раз: расскажи мне о привидениях, которых видел! Ведь ты же видел?
Вадим вспомнил белёсые глаза, потусторонний холод, электрическую боль в голове и во всём теле. Ему стоило большого труда ничем не выдать страх, вернувшийся вместе с воспоминанием:
— Я, правда, ничего не помню… И, кстати, в привидений не верю! — весело улыбнулся он.
Провести доктора оказалось нелегко. Тот устало вздохнул, зачерпнув ложечкой мороженное, которое им любезно принесла весёлая повариха:
— Врёшь, конечно, боишься и врёшь. Ну как хочешь, я думал, что смогу помочь… Переведём тебя на лёгкие препараты, день понаблюдаем и можешь быть свободен — тебе нужно вернуться домой…