Отрок московский
Шрифт:
– А татарин куда? – нахмурился Андраш. – Слуг распускать нельзя…
– Он не слуга, – вступился за друга Никита. – Улан из славного рода. Он – сын нойона. Это князь по-нашему.
– Fia herceg? – удивился купец. – Nem tala€n! – И, вспомнив, что лопочет по-своему, перевел: – Не может быть, чтобы это был сын князя!
– Может, – подтвердила Василиса. – Разве у вас младшие дети знатных родов не пускаются в странствия, чтобы сыскать славу, почет, богатство?
– Так то у нас… – задумчиво протянул Андраш. – Hagyomany elokelo lovag [63] …
63
Традиции
– Чего-чего? – прищурилась девушка.
– Я говорю, hоlgy [64] Василиса, что не ожидал в ваших землях встретить последователей рыцарских обычаев, освященных веками благородных войн…
– А мы, значит, рылом не вышли? – жестко прищурилась смолянка. – Дикари? Язычники?
Мадьяр пожал плечами:
– Но ведь у вас нет рыцарей…
– Рыцарей нет, а кто вашу Европу грудью прикрыл, когда монголы навалились?
– Неправда, hоlgy Василиса, Венгрия от той… haboru… войны в стороне не осталась. Король Бела отважно сражался! Но воинская… szerencse… удача отвернулась от него. Враг ворвался в Буду на плечах наших воинов…
64
Госпожа (венг.).
– И спалил город, – подсказала Василиса.
– С Субудай-баатуром шутки плохи, – усмехнулся Улан.
– Если бы Бела успел соединиться с Генрихом Набожным… – не заметил издевки Андраш. – Кто знает, чем бы обернулась битва при Лигнице?!
– Если бы да кабы… – пробормотал ордынец.
– Били татары и ваших рыцарей, и наших ратников, – подвела итог смолянка. – Так что воины они хоть куда, и их нойоны ничем не хуже наших с вами князей.
Купец с сомнением пожевал губами, но потом просиял и отвесил легкий поклон:
– Я склоняюсь перед мудростью и… как это сказать… szеpseg… А! Красотой.
С легкой улыбкой он пропустил Василису к столу. Сам уселся напротив. Никита пристроился рядом с девушкой, а Улану ничего не оставалось, как присесть около мадьяра, который так потешно на него покосился, что татарчонок не сумел сдержаться и фыркнул в рукав.
– Эй! – Андраш помахал рукой, хотя хозяин постоялого двора никуда не уходил. Стоял неподалеку и ждал, когда же говорливые гости подумают о еде. – Эй, как тебя… Иван!
– Молчан я… – Корчемник откашлялся, переступил с ноги на ногу.
– Все русские – Иваны, – скривился купец. Потом глянул исподлобья на Василису, поправился: – Jol [65] , Молчан. Неси нам bor… вино! Самого лучшего. А к нему porkolt [66] .
– А… это… Чего, господин?
– Глупый parasz… Как это правильно сказать? Pecsenye… Мясо…
– Так пост же, господин. Филиппов пост [67] …
– Пост? А… Ну да, пост… И что с того?
65
Хорошо (венг.).
66
Гуляш (венг.).
67
Рождественский пост называется Филипповым, поскольку начинается после 27 ноября – дня
– Так сухоядение нонче. А ты, господин, мяса просишь…
– А тем, кто в пути, Церковь дозволяет не поститься, – вмешалась Василиса. – Или ты не знал, Молчан?
Витебчанин задумался на миг, а после развел руками:
– Так-то оно так, да нет мяса, не держу до Рождества.
– А вино? – насторожился Андраш.
– Вино есть. И пиво есть. Только…
– Что только?
– Так это… Пост.
Никита едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в полный голос. Он сам был неприхотлив в еде. Живя с Гораздом, привык поститься едва ли не каждый день. Мясо они видели очень редко. Молоко, творог, грибы, орехи, ягоды… И ничего. Хватало для каждодневных упражнений в боевом искусстве. Улан, отвернувшись, рассматривал гостей, сидящих за столами. Его вера постов не признавала. Монголы и так всю жизнь в дороге – не пожируешь.
– Вот, опять за свое! Я сегодня с жизнью прощался. Мне вина выпить kellene… надо. – Андраш начал багроветь. Еще чуть-чуть – и разразится криком, а то и в ухо может засветить несговорчивому корчемнику.
«Ну зачем нам еще заботы со стражей? – подумал Никита. – Нужно как-то выкручиваться…»
– Почтенный Андраш, – проговорил парень. – А может, мы яичницей обойдемся?
– Пятница сегодня… – снова забубнил Молчан, но уже без былой убежденности. – Сухоядение…
– А мы путешественники! – прихлопнула ладонью по столу Василиса. – Мяса не просим, хоть яичницы принеси!
– Igen! Jasrantotta!!! [68] – обрадовался мадьярский купец. – Тащи, parasz! И много! Sok! Быстро тащи.
Он звякнул по столу серебряной монетой. Подумал и добавил еще одну:
– И вина неси…
Молчан повздыхал-повздыхал и отправился выполнять распоряжение. А что поделать? Каким бы ты набожным ни был, как бы ни придерживался постов, а терять богатого и влиятельного гостя никому не хочется.
– А что, почтенный Андраш, – вкрадчиво проговорила Василиса. – Король ваш, Карл Роберт, укрепился ли на престоле?
68
Да! Яичница!!! (Венг.)
– Карл Роберт? – нахмурился мадьяр. – Этот мальчишка? Tej… молоко на губах не обсохло, а туда же, в короли… – Он сдержанно, но с чувством стукнул кулаком по столешнице. – Неаполитанцев нам не хватало на… tron…
– На престоле?
– Да, на престоле. Уж на что Вацлав Пржемыслович никчемным королем был…
Андраш задумался, сжимая и разжимая кулак. Брови его при этом шевелились, как две мохнатые гусеницы.
– А ведь это он, Карл! – вдруг воскликнул купец.
– Что? – удивилась Василиса.
– Карл этого rablo подкупил! Чтобы на меня напал! Допросить его надо!
– Карла? – сделала глупое лицо смолянка.
– Что ты, hоlgy Василиса! Rablo. Разбойника, то есть… Дьёрдь!
Пока подбежавший охранник выслушивал приказания, Василиса наклонилась к Никите и шепнула:
– Не похоже, что он посланник венгерского короля.
– Ну так я и не говорил…
– Это я говорила!
– Верно. – Парень рассеянно кивнул. История мадьярского торговца почему-то перестала его интересовать. А вот раскрасневшаяся в тепле щека девушки, ее синие глаза и пушистые ресницы… Так бы сидел рядом, касаясь плечом плеча, и разговаривал бы, а все короли, князья и купцы пускай провалятся под землю с громким треском.