Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
"Сколько же у деда имен? Корней, Кирилл, теперь еще Корзень. Не удивлюсь, если и еще есть…".
– Ну, сдохнешь-то, как раз, ты, сватьюшка, но не сразу. За паскудство твое ответить придется.
– Не пугай, христианин, Светлые Боги…
– Вот перед ними-то и ответишь, и по древним славянским обычаям.
– Не дал Славомиру договорить дед.
– Что ты, христов выблядок, про наши обычаи…
– Знаю!
– Снова перебил Корней.
– И за пролитие крови ближних родичей спрошу, как надлежит! Ты, гнида
– Врешь, Корзень!
– Мужика аж трясло от ненависти и бессилия.
– Не могла Татьяна родить, волхв ее чрево затворил!
– Однако родила! Крест Святой Животворящий сильнее волхования оказался!
– Дед по-волчьи ощерился, шрам на его лице сделался багровым.
– А теперь, получи по обычаю, изверг, родную кровь проливший!
Три коротких взмаха меча и Славомир лишился ушей и носа. Мишку снова скрутило, но желудок был пуст и он только часто задышал, пытаясь унять бунтующий организм.
– Не узнают тебя теперь пращуры, и нет у тебя ни лица, ни имени!
– Торжественно возгласил дед.
– Андрюха, режь ему подколенные жилы!
Немой чиркнул по ногам Славомира засапожником.
– Не перейдешь ты теперь через Калинов мост!
– Продолжил речитативом Корней, словно произносил какое-то языческое заклятье.
– Корзень, будь ты прокл…
Кончик дедова меча, лязгнув об зубы, вошел Славомиру в рот, слова превратились в стон и бульканье.
– Не извергнешь более хулу и проклятье! Нет у тебя отныне ни голоса, ни облика, ни имени, ни пути! Михайла, тащи ЭТО конем в лес, там ему руки освободишь, пускай ползет!
Мишка, даже не пытаясь поймать какого-нибудь, оставшегося без всадника коня, выпряг из саней Рыжуху, привязал Славомира к упряжи за ноги и повел лошадь под уздцы к ближайшим деревьям. Проходя мимо, совершенно равнодушно глянул на убитого им лучника - на эмоции не осталось уже никаких сил. Так же равнодушно, зайдя за первые деревья освободил ноги мычащего мужика от привязи, перерезал стягивающий ему локти ремень, и побрел назад по кровавому следу.
"XII век… Права человека, гуманное обращение с пленными, высший приоритет человеческой жизни… Все умещается в одном месте - ножнах, висящих на поясе победителя. И какая-то высшая справедливость в этом есть, Славомир, ведь, пощады не просил, понимал, на что шел. Кто-то из великих поэтесс, помнится, написал:
Как хорошо, что есть еще мужчины,
Которым совестно таскаться по судам.
Да полноте Вам, сэр Майкл, так ли вы рассуждали бы, в случае победы лесовиков? Сомнительно, ох сомнительно. И Славомир тоже хорош, какой командир обречет на смерть раненых подчиненных, ради удовлетворения личной мести? Дерьмо он был, а не командир! Люди ему доверились,
– Михайла, Михайла! Да очнись ты! Андрюха, кажись, перебрали мы, не в себе парень.
Мишка вдруг обнаружил, что стоит столбом напротив деда с Немым, держа Рыжуху под уздцы и совершенно не помнит, как он пришел сюда из леса.
– Слышу я, деда, не бойся, не свихнусь. Андрею ногу перевязать надо, я мать позову.
– Не надо, перевязали уже. Теперь Настену надо ждать, у Андрюхи в ноге кончик жала обломился, плохо отковали, болотники косорукие. Настена вытащит, сами только расковыряем без толку. Ты это… Про Славомира - никому ин слова. Незачем Татьяне знать, что я отца ее… Понял?
– Понял, никому не скажу.
– Пообещал Мишка.
– А если спросят: "За что казнили?" - Не успокаивался дед.
– Скажешь, что за раненых дружинников.
– Угу, за злодейство.
– Верно.
– Дед вытянул шею и оглядел обоз.
– Там, у саней, кто-нибудь шевелится способен?
– Матвей цел.
– Начал было Мишка, но понял, что больше уцелевших нет и неуверенно добавил: - У Митьки лоб рассечен, но, может быть, ничего. Посмотреть надо.
– Иди, дашь им самострелы и тащи сюда, я пока коней поймаю.
– Дед озабоченно оглянулся на лес.
– Надо обоз ихний брать, там еще трое остались.
– Не смогут они из самострелов, деда… - Попытался возразить Мишка.
– Делай, что говорю! Давай, шевелись!
Мишка побрел к саням. Мать с помощью Матвея подсаживала в фургон держащегося за грудь Артемия. Крови видно не было, похоже, что так же как и у Роськи, стрела завязла в кольцах доспеха, но поддоспешников у ребят не было, и удары стрел ничего не смягчило.
– Мама, как там Митя, верхом ехать сможет?
– Да ты что? Он и стоять-то не может, шатается, как пьяный. Я его положу с Артюшей и Демой.
– Как они?
– Дема плох, Настену бы дождаться… - Голос у матери прервался.
Мишка только вздохнул, здесь он помочь ничем не мог.
– Мама, я Матвея забираю, в лесу еще трое татей остались, надо добить. Матвей! Бери Демкин самострел и давай со мной!
Из- за саней вылез скрюченный Роська.
– Минь, я тоже с тобой!
– Нет, ты верхом не сможешь.
– Мишка всем своим видом продемонстрировал, что не намерен выслушивать возражения.
– Тебе другое дело: посадишь Кузьму так, чтобы он мог самострелом воз с ранеными прикрыть. Сам будешь рядом - заряжать. Понял?
– Я и сам могу из самострела, мне ребята давали попробовать.
– У Кузьмы лучше выйдет, он, даже к доске пришпиленный, и то одного татя завалил.
– Мишка повысил голос.
– Делай, что говорю!
– Слушаюсь, господин старшина!
– Вот, другой разговор. Матвей, готов? Тогда пошли.
Дед недовольно оглядел подошедших пацанов.
– Михайла, ты чего только одного привел, где второй?
– Лежит, больно крепко по лбу досталось. Я, когда в шлем попало, еле на ногах устоял, а ему в лоб, повезло, что живой.