Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
Мишка обернулся к толпе любопытствующих односельчан и крикнул, все своим видом показывая, что передает волю отца Михаила:
– Унесите их! Заройте где-нибудь, но не на кладбище!
В топе началось беспорядочное движение - у каждого нашлись какие-то срочные дела, но разбежаться зрителям не дала неизвестно откуда взявшаяся тетка Алена. Ее могучая фигура и мощный голос сразу же придали "броуновскому" движению людских фигур некую осмысленную направленность.
" Эх, жаль, что бабы священниками не бывают! Вот бы Алену нам в настоятели! Ага, сэр, а Нинея все повторяет: "Эх,
Хрен его знает, я же не психиатр… какие вообще могут быть способы? Напоить? Ага, еще и в баню с телками… Морду набить? Дохлый номер. Он же еще и благодарить станет: так, мол, меня многогрешного - по сусалам, по сусалам! Не скупись брат мой во Христе, ногой еще добавь! Мазохист, туды его!
Отвлечь? Как, на что? Вообще-то, ориентировочно-исследовательская реакция вполне успешно гасит как негативные, так и позитивные эмоции… Только как ее запустить?".
Закончить размышления отец Михаил не дал. Едва войдя под своды церкви он бухнулся перед Мишкой на колени и обратился к нему полным муки голосом:
– Братья во Христе исповедуются друг другу, прими и ты мою исповедь и покаяние, брат Михаил. Грешен аз ничтожный многажды: в слепоте гордыни узрел сучок в глазу ближнего…
"Ну, сэр, будем клин клином вышибать! Разубедить его не выйдет, значит надо "опустить" еще ниже, чтобы хотя бы чувство протеста возбудить. Должен же быть предел самоуничижению, даже у монаха. А если нет, обвиню вообще в какой-нибудь дури, лишь бы возражать стал, а там - разберемся".
– Остановись, отче!
– Прервал Мишка прервал излияния монаха решительным, насколько получилось голосом.
– Евангельскую притчу о сучке и бревне в глазу я и так знаю. Грех же твой не в том, о чем ты мне говоришь, а гораздо более тяжкий и долгий по времени. Закоснел ты в нем и исправляться не желаешь!
Монах, до того упорно смотревший в пол, удивленно поднял глаза на Мишку.
"Есть реакция! Продолжать!".
– Сколько лет ты уже в воинском поселении пастырский долг исполняешь, а воинские обычаи, даже в основе не постиг. А ведь ты - духовный воевода, начальный человек, даже и над сотником! Воевода! А правильно приказ отдать, даже нескольким ученикам Воинской школы не смог!
Мишка жестом попытался остановить возражение отца Михаила, но не смог, а потому просто заорал, перекрикивая его:
– А был обязан! Мальчишки выполняли приказ, ты его отменил, а нового не дал! Знаешь, кто так делает?
Мишка понизил голос и снова заговорил спокойным голосом:
Либо хам, который подчиненных за людей не держит и лучшим способом управления считает ругань, либо начальник, дела не знающий и неспособный указать подчиненным, как им поступать!
Одно из главных правил: командования людьми, особенно, людьми военными: если сказал "отставить", то тут же говори, что нужно делать! Ты ученикам Воинской школы "отставить" сказал, а как дальше поступать - нет. Они покойников на том же месте
Если бы я так Младшей стражей командовал, меня сотник Кирилл давно бы взашей из старшин погнал! А ты не над Младшей стражей, а над всеми ратными людьми здесь поставлен. Должен не просто знать, но и самую суть воинской службы понимать!
– Грешен… Великий грех на мне…
"Подействовало? Но где же протест, я же протеста добивался! Нет, так дело не пойдет, продолжаем!".
– Да, ты согрешил, брат!
– Мишка заговорил размеренно, с паузами между словами, стараясь не сбиться на поучительный тон.
– Не по злому умыслу, гордыне или нераденью. Грех твой - от незнания и непонимания смысла воинского жития.
– Но я не воин…
"Наконец-то!"
– Но поставлен над воинами! По-твоему воины не нуждаются в особом, нежели селяне пастырском руководстве? Воины, которые самим своим существованием предназначены проливать свою и чужую кровь, отнимать чужие и отдавать свои жизни! Почему наши ратники никогда не слышали от тебя проповеди о достойном поведении воина? Почему в походах их не сопровождает слово Божье? Почему в бою их не воодушевляет пастырское благословение? Почему на поле брани некому проводить в последний путь умирающих и утешить раненых?
– Мне ходить в походы?
"Есть! Прорезалась ориентировочно-исследовательская реакция! Теперь только самому бы не совершить ту же ошибку. Указал на недостатки - укажи путь их исправления".
– Нет, отче. Ты в походе бесполезен. Прости, но не просто бесполезен, но и обузой будешь. Телесно ты слаб, верхом ездить не обучен, лекарского дела не знаешь. Да и постоять за себя не способен - при первом же случае пойдешь под нож, как агнец.
– Так что же ты…
"Есть контакт! Получилось! Ай, да сэр Майкл, ай, да сукин сын!"
– Ты, брат мой во Христе, мне покаялся, значит, мне на тебя епитимью и налагать! Никаких строгих постов и молитвенных бдений. Епитимья твоя - размышление, отыскание способов духовного руководства воинскими делами. Подсказать могу два пути, но пройти по ним ты должен сам.
Первый путь: призвать в Ратное еще трех-четырех священников. Храмы новые построим, но служить в них ты в одиночку не сможешь, на тысячу человек нужно не менее четырех церквей. И один из храмов должен быть воинским! Ну, а пятая церковь - у меня в Воинской школе.
Второй путь. Это трудно, потому, что доселе никогда не делалось. Ко мне в Воинскую школу должны прийти несколько молодых, крепких телом священников, дабы пройти обучение воинскому делу.
Мишка снова повысил голос, потому что отец Михаил собрался что-то возразить.
– Не воинами стать! Но воинскими пастырями! А для этого (ты сам убедился) надо воинское дело знать! Думай, отче, как сего достичь, а по свершении задуманного, отпущен будет тебе сегодняшний грех, который, по зрелому размышлению, вовсе и не сегодняшний, а накопившийся за много лет. Не терзанием плоти, но размышлением и деянием, надлежит быть ему искупленным!