Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
– Оглохни!
Девка с полминуты простояла, приоткрыв рот, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, прижав ладонями уши, осела на пол и тихонько завыла.
– Так-то вас, дурищ.
– Проворчала Нинея и, зарыв дверь, вернулась к мишкиной постели.
"Брежу. К гадалке не ходи - брежу. Не может такого быть, потому, что не может быть никогда! Никаких признаков гипнотического воздействия: ни предварительной подготовки, ни пассов руками, ни блестящего предмета или света в глаза. Что там еще гипнотизеры используют? Не важно! Не могла девка оглохнуть от одного окрика. Но ведь
– Долго еще валяться будешь?
– Снова напустилась на Мишку Нинея.
– Парни для твоей Воинской школы готовы, только знака ждут, крепость без твоего догляда строится, намедни двое твоих балбесов чуть не утонули, Первак с братом твоим… который из Турова - Нинея так и не произнесла вслух христианское имя Петьки - подрались. Ходит теперь твой братишка, разукрашенный, как скоморох.
– Я вот, как раз, насчет Первака хотел… - начал было Мишка.
– Правильно хотел!
– Перебила волхва.
– Да больно долго собирался! Не шестнадцать лет ему - самое малое, двадцать. И крови у него на руках… - Нинея недоговорила и махнула рукой. Впрочем, слов и не требовалось, и так все было понятно.
– Я с матерью… - Снова попытался заговорить Мишка, но Нинея опять его перебила:
– Знаю! Медвяна мне сама все рассказала. Умница у тебя мать, все правильно решила. Пока он не опасен, а в первом же бою… Только не сам! Не своими руками! Понял меня? Еще раз тебе повторяю и буду повторять, пока не поймешь: ты - начальный человек, твое дело приказывать, а не самому везде лезть!
Нинея помолчала, нахмурилась и тихо пробормотала:
– Что же я хотела-то? Сбил ты меня с мысли…
"Интересно, когда это я успел? Ты ж мне слова сказать не даешь. Нет, точно брежу! Нинея никогда на память не жаловалась".
– Да!
– Вспомнила Нинея.
– Я тебе говорила: долго ли еще валяться собираешься? Понравилось, значит, что все вокруг тебя хороводятся, да сюсюкают?
Обвинение было просто возмутительно несправедливым. Мишка еще ТАМ читал, что так называемый "обожженные раны" лечатся очень плохо и, зачастую, их приходится иссекать. ЗДЕСЬ хирургия была не очень-то популярна, хотя, когда требовалось лекари и резали, но больше полагались на травы, настои, отвары, да еще на психотерапию. Это на Западе врачи, чуть что, за ножи хватались.
Да и кроме обожженной раны проблем хватало. Левый глаз закрыло водяным пузырем, левое ухо тоже, волосы на виске и над ухом сгорели. За ухо Мишка не опасался, а вот глаз. Не дай Бог из-за ожогового шрама не станет подниматься, как следует, веко. Пластической хирургии ЗДЕСЬ уж точно нет.
– Хватит себя жалеть!
– Продолжала, между тем, Нинея.
– Половина твоей болезни - боязнь дел. Ребят учить, крепость строить, за торговлей следить… И никто тебя не заставлял, сам напросился!
Нинея помолчала, потом вдруг очень быстро преобразилась из грозной волхвы в добрую бабушку. Голос у нее потеплел, на губах появилась знакомая улыбка. Она укоризненно, но вместе с тем ласково, покачала головой.
– Спрятался в норку… лисенок. Не бойся, Мишаня, справишься, я знаю. Да и поможем тебе: и я, и другие. Смотри сколько народу тебя любит. И Светлые Боги тебе благоволят, по кому другому, на твоем месте, давно бы уже тризну справили,
"Ага, не действуют… Что ж ты тогда "лекарским голосом", как Юлька…".
Додумать Мишка не успел, начал погружаться в дремоту. Уже сквозь сон до него доносилось:
– Вот, если бы действовали, ты бы у меня уже…
Когда Мишка снова открыл глаз, рядом сидела мать.
– Мама…
– Проснулся, сынок? На-ка вот, попей.
– Мать дала Мишке глотнуть чего-то лечебного - горького, остро пахнущего травами. Мишка сморщился, мать тут же тревожно спросила: - Болит, Мишаня?
– Не сильно. Полегчало, вроде бы… Мама, а я Нинею во сне видел…
– Не во сне, сынок, она на самом деле приезжала…
– Так она что, на самом деле девчонку… - Мишка так и не вспомнил имени холопки.
– Ну, которая у двери…
– Маришку-то? А и поделом!
– Построжавшим голосом подтвердила мать.
– Я ее послала спросить: не надо ли чего? А она… Любопытство все дурное! Ничего, это - не насовсем. Вот поправишься, отвезешь ее к Нинее, та ее и простит, сама обещала.
– А я думал мне приснилось.
– Нет, не приснилось. Нинея приезжала деда за семьи бунтовщиков просить.
– Мать неожиданно улыбнулась.
– Батюшка Корней от удивления чуть дара речи не лишился - волхва и поп одного и того же просят! Только отец Михаил просто о милосердии взывал, а Нинея предложила жен бунтовщиков обратно к родне отправить. Из них же, почти половина, пришлые - из дреговических родов.
– И как? Согласился дед?
– Согласился. Сначала-то, как тебя увидел, озверел напрочь, меч вытащил, да в дом, только застрял в дверях. Вы там наломали, нагромоздили, и на двух-то ногах не пролезешь. А потом Леша… Алексей его удержал - сказал, что ту бабу, которая тебя ранила, ребята сами кистенями забили.
Мать произнесла это совершенно спокойно, не изменившись в лице, не дрогнув голосом.
"Стоп, сэр Майкл! Не комплексовать! Анна Павловна - женщина XII века, вдова, невестка и мать воинов. С ее точки зрения, ребята были в своем праве и кара была справедливой. Здесь в Ратном, женщины постоянно живут рядом с оружием и смертью, да и другие, в Турове, например, тоже не шибко бы ахали. Средневековье есть средневековье. А вот "Леша" вместо "Алексей" - явная оговорка по Фрейду. Впрочем, следовало ожидать, по первой встрече уже предвидеть можно было".
– Вот такой я витязь.
– Попытался пошутить Мишка.
– То сестра граблями побьет, то баба лучинкой.
– Нет, Мишаня.
– Не приняла шутливого тона мать.
– От Марфы раненым быть не стыдно. Кремень была баба! Царствие ей Небесное - Мать перекрестилась.
– Почитай, у нее на глазах сына и мужа убили, а она - ни звука, ни шороха! Стояла за занавеской и ждала… И дождалась! Чудо тебя спасло.
"Да! И этому мать у воинов научилась - уважать достойного противника. "Чудо тебя спасло" и, все-таки, "Царствие ей Небесное". Наверно, себя на ее месте представила…".