Отряд
Шрифт:
– Ворожея?
– Иван почесал голову, вспомнил.
– Ах да, есть такая… Олена.
Олена - мать когда-то вырученного Иваном из застенка Игнатки - жила где-то на Поварской, где точно - должен был знать хозяин постоялого двора Флегонтий. К нему Иван и отправился, свалив челобитные и всякую мелочь на Прохора с Митькой. Сел на коня, поскакал, искоса глядя, как в лучах зимнего солнышка сверкает жемчугом летящий из-под копыт снег. День стоял славный, с легким морозцем и чистым нежно-бирюзовым небом, лишь где-то на горизонте, за городской стеной, за Новинской обителью, над
– Здоров будь, Иване, - встретился на пути Ондрюшка Хват, стряпчий. Испортил-таки настроение, - вот уж кого Иван совсем не хотел сейчас видеть. Чуть позже…
– Чего хмурый такой?
– Будешь тут хмурым. Супружница занемогла.
– Так лекаря позови.
– К нему и еду.
Не надо было знать Ондрюшке о ворожее Олене, не надо было, по крайней мере - сейчас. Появилась - вот только что - одна мысль, ранее дремавшая. А вот теперь всплыла вдруг, и Иван корил себя, - что ж позабыл-то, что? Ведь когда еще собирался проверить ворожей? Да вот закрутился, погряз в делах и делишках, запамятовал: все ведь в голове не удержишь, а записывать с некоторых пор опасался, - больно уж могущественным человеком оказался тот… если это он, конечно…
– Ты, это, недолго только… - неожиданно предупредил стряпчий.
– Овдеев сегодня приезжает, вместе с посольством.
– Наконец-то!
– искренне улыбнулся Иван и, кивнув на прощанье Ондрюшке, хлестнул коня плетью.
Олену он отыскал быстро, - Флегонтий (с недавних пор - агент Земского двора) даже послал с Иваном слугу - показать избу ворожеи. Изба выглядела справно - высокая, на подклети, с резным крыльцом и тесовой крышей, с трубою - знать, топилась по-белому, - с окнами из небольших, в свинцовых переплетах, стекляшек. Двор большой, с амбаром и птичником; из конуры, загремев цепью, выскочил здоровенный пес, залаял. На лай его вышел на крыльцо молодой парень в накинутом поверх кафтана армяке. Присмотревшись, Иван узнал парня и улыбнулся:
– Игнатий, убери псинища!
– Ой… Иване Леонтьевич… - парнишка тоже узнал своего спасителя.
– Наконец-то, пожаловал! Думали и не дождемся… Ты входи, входи, господине, не стой. Посейчас я пса приберу…
Поднявшись на крыльцо, Иван миновал просторные сени и вошел в обширную горницу с большой изразцовой печью. Хозяйка - простоволосая женщина с милым, еще довольно молодым лицом, оторвавшись от варева, взглянул на гостя и, ахнув, поклонилась до самого пола:
– Здрав будь, господине. Уж не чаяли, что и зайдешь. Сейчас на стол соберу!
– Некогда мне гостевать, Олена, - грустно покачал головою Иван.
– По делу я. Супружница моя, Василиса, занемогла что-то.
– Садись, господине, за стол, - непреклонно произнесла ворожея.
– Буду тебя потчевать - заодно и расскажешь.
Иван снял шапку, сбросил на руки Игнату беличий полушубок, сел:
– Ин ладно.
Внимательно выслушав гостя, Олена налила чарку водки, принесла пирогов и снова поклонилась:
– Выпей да закуси, господине. А горю твоему поможем, не сомневайся - сегодня ж пойдем, на супружницу твою занемогшую
– Нет, - Иван вдруг потемнел лицом.
– Сегодня, пожалуй, не выйдет. Знаешь что, Олена? Приходи завтра, прямо с утра. Знаешь, где я живу?
Ворожея улыбнулась:
– Знаю.
– Только уговор, - понизив голос, погрозил пальцем гость.
– Жирком человеческим жену мою лечить не надо. Лучше другими снадобьями.
– Что ты, господине!
– повернувшись, Олена быстро перекрестилась на висевшую в углу икону.
– Вот те крест, я такими делами не занимаюсь…
– Ты - нет… - прищурился юноша.
– А кто занимается?
– Про то не ведаю.
– Ой ли?
– Иван обернулся на хлопотавшего у печи Игнатку и жестко приказал: - Парня выпроводи, разговор есть.
Ворожея, видать, хотела что-то возразить, но, взглянув на гостя, предпочла этого не делать. Подозвала сына:
– На торжище сходи-ко, Игнате. Соли купи - кончилась.
– Так завтра же собирались!
– Сейчас иди.
Не споря, Игнат нахлобучил на голову шапку и, поплотней запахнув армяк, ушел, на прощанье поклонившись Ивану.
– Так вот, о человечьем жире… - дождавшись, когда на крыльце затихли шаги, негромко продолжил гость.
– А также - о печени, сердце и прочем… Кто из ворожей то пользует? Кто?!
Олена неожиданно заплакала, плотно стиснув губы.
– Не хочешь называть?
– встав из-за стола, Иван подошел к ней вплотную и взял двумя пальцами за подбородок.
– Боишься последствий?
– Господине…
– Боишься… Ладно, не называй. Скажи только, кто приносил жир и все прочее? Только не говори, что не ведаешь. Наверняка ходили средь вас, ворожей, слухи…
– То только слухи, господин.
– А ты мне их передай - интересно послушать.
Олена вдохнула и скупо пересказала все то, что слышала от других ворожей и колдуний.
– В черной однорядке, говоришь? На подоле прожженной.
– Да, вот тут, - женщина показала.
– Слева…
– В таких пол-Москвы ходит.
– Ну, уж что слыхала - сказала.
– А не говорили колдуньи, как он выглядел? Из знатных людей или, может быть, из простых?
– Не знаю… Хотя… Слыхала краем уха, что, по повадкам, вроде бы из простых… но ведет себя как боярин. Важно.
– Важно, говоришь? Ну-ну…
Задав ворожее еще пару вопросов, Иван удовлетворенно кивнул и, простившись, отправился восвояси обратно на Земский двор. Правда, по пути заглянул снова к Флегонтию:
– Говорят, есть у тебя один паренек, человече… что чужие замки, как свои открывает.
– Что ты, что ты, милостивец! Окстись! Нешто я таких татей приваживаю?
– Хозяин постоялого двора испуганно замахал руками.
– Насчет татей - это мы потом с тобой поговорим, Флегонтий, - нехорошо прищурившись, пообещал Иван.
– Вдумчиво так поговорим… и не здесь… коли ты уж мне никак удружить не хочешь. Прощай пока…
– Постой, постой, милостивец!
– Флегонтий ухватил гостя за рукав и, состроив умилительную гримасу, прошептал: - Тебе парнишка-то насовсем надобен? Для дыбы?