Отряд
Шрифт:
– Матушка Богородица, Пресвятая дева Тихвинская, - крестясь и кланяясь, Василиска зашептала молитву, - помоги!
На звоннице, на колокольне Преображенского собора, в Введенском женском монастыре и в церкви Флора и Лавра вдруг разом забили колокола. На Успенской звоннице - басовито, густо, в Введенской обители - ласково, переливчатой трелью, а на соборе и в церкви Флора и Лавра - радостным малиновым звоном - бом-бом-бом, бом-бом-бом… Взлетев высоко в небо, колокольный звон разогнал злые серые облака, сквозь которые, отразившись в стеклянных окнах богатых домов большого посада, ласково проглянуло
– Чего это они?
– прошептал Митька.
– Праздник, что ли, какой?
Василиса оглянулась, в недоумении пожала плечами:
– Ты что, Митрий, забыл, что ли? Сегодня ж святого великомученика Георгия день!
– Ах, да!
– Отрок шлепнул себя ладонью по лбу.
– И впрямь - позабыл, что сегодня Егорий Храбрый. Пришел Егорий - весне не уйти. Ишь, галок-то!
– То не галки, грачи, - тихо засмеялась девушка.
– А вон там, у реки, - ласточки.
Митрий прочитал нараспев:
По колено ноги в чистом серебре,
По локоть руки в красном золоте,
Голова у Егорья вся жемчужная,
Во лбу-то солнце, в тылу-то месяц…
– Да-а… - Василиса вздохнула, опустив долу длинные загнутые ресницы.
– Как раз на Егория отогнали бы нашу Пеструшку на летний выпас… Эх… Жалко. Коровушка - она коровушка и есть. Богатства не принесет, но и помереть не даст. Жалко…
– Жалко, да что поделать? Эх, жи-и-изнь…
Махнув рукой, Митька дернул сестрицу за рукав и обреченно побрел в сторону торговых рядов. Зачем - и сам не знал.
Что-то нужно было делать - что?
Глава 2.
Героические деяния Пантагрюэля
У них нет ни одной школы, ни университета. Только священники учат молодежь читать и писать, что привлекает немногих. Жак Маржерет. Состояние Российской империи и великого княжества Московии
Апрель 1603 г. Тихвинский посад
Странно, но за ними никто не гнался - то ли слишком уж сильно Митрий приложил поленом цыганистого служку, то ли - и впрямь - монастырские надеялись, что никуда беглецы не денутся, тем более корову-то все ж таки со двора свели. Ну а за то, что на Божьих слуг руку подняли, наказание будет. Эх…
Митька оглянулся на родную слободу,
– Наверное, зря я его поленом… Не сдержался.
Василиска вдруг повела плечами и, скривив губы, негромко сказала:
– Не зря… Тот, на цыгана похожий, третьего дня ко мне приставал у колодца. Едва коромыслом не огрела… Видать, затаил зло, тать.
Митрий присвистнул:
– То-то я и смотрю - больно рано они за коровой явились. Игуменья и старцы обещали до осени подождать. Стало быть, настропалил кто-то… наверное, тот, цыганистый.
– Да ну тебя, - девчонка махнула рукой.
– Станет игуменья всяких там служек слушать!
– Так, может, это и не игуменья вовсе их послала, может, сами по себе явились?! Или волею архимандрита посланы?
Митька сверкнул глазами, но тут же сник: ясно было - уж сами по себе монастырские никак не могли явиться. Отрок посмотрел на сестру:
– Так, говоришь, цыганистый к тебе вязался?
– Да, вязался.
– Василиска вздохнула.
– А как укорот получил, угрожал даже, дескать, смотри, дева, как бы хуже не было… Вот, змей, своего и добился. И поленом - ты правильно его, поделом! А что сбегли мы - так не переживай, Митря! Коровушку увели, так что у нас осталось-то? Избенка-развалюха да старый птичник? Тю! Есть о чем плакать! Да, может, оно все и к лучшему! Пойдем на Шугозерье, к погосту Спасскому, там мои дальние родичи живут - примут. Я всякое рукоделье знаю, да и к работе привычная, а ты у нас грамотей, глядишь, и в помощники старосты выйдешь.
– Да уж, - Митька опустил глаза и покраснел. Что и говорить, слова сестрицы были ему куда как приятны. Грамотей - оно верно. Спасибо Филофею-старцу, монашку покойному, что когда-то пригрел сироту-отрока, Царствие Небесное человеку Божьему во веки веков. И устав знал Митрий, и полуустав, и даже скоропись - письмо не простое, где каждая буквица одна к другой стремится, а иные друга на дружку лезут, а некоторые так и вообще набок валятся - поди разбери, что понаписано. Зато быстро - тут уж ничего не скажешь.
Прошлым летом, как помер Филофей-старец, навострился было Митька на весовую-важню или на таможню… Куда там! Тихвинский посад на свейские да ливонские рубежи известен, грамотеев много, все хлебные места заняты. И в таможне, и на весовой, да и вообще везде, где только можно, успенские монахи сидели - грамотны гораздо. А он, Митрий, из бобылей введенских - конкурент. Вот и гнали. А ведь Митька только на грамоту свою и надеялся - отец-то рановато умер, не успел ремеслу как следует обучить, а того умения, что у Митрия было, не хватало. Поучиться бы…
Дядько Ермил, староста бондарей тихвинских, предлагал, конечно, в ученики - поработать годок-другой забесплатно, но кто тогда Василиску кормить будет? Да и коровенка была - бросать жалко. Уйдет Митрий к Ермилу, как Василиска одна с коровой управится? Ну, на выпас отогнать, подоить, покормить, прибрать - ладно, а сенокос? Участок ведь выделен в заовражье - самая неудобь. Вот так подумал-подумал Митька и решил немного с бондарем обождать - может, и повезет еще на таможню пристроиться, да и Василиска чуток подрастет - замуж выйдет. Если, конечно, возьмет кто бесприданницу… Впрочем, не совсем бесприданницу - коровушку-то Митька бы за сестрицей, так и быть, отдал.