Отряд
Шрифт:
Прохору тоже нравилась Василиска, сильно нравилась. Однако девчонка избрала Ивана, а Проню, при расставании, нарекла братом, так вот…
– Садись, братец Проша!
– приветствовал друга Митька.
– Поведай, где бродил, что поделывал?
– Старине Пьеру ворота чинить помогал, - потеребив окладистую рыжеватую бородку, довольно отозвался Прохор.
– Он, Пьер-то, хоть и знатный кузнец, а все ж не молод уже - сила в руках не та.
Все это, естественно, Прохор произнес по-русски, ибо французскую речь меж своими не жаловал, поскольку плохо ее знал, а узнать лучше ничуть не стремился, не было у него такого
Любопытный Жан-Поль хотел было попросить Митрия или Ивана перевести Прохоровы слова, да не успел - в дверь как раз постучали.
– Все свои давно дома сидят, - пошутил Иван.
– Ну, заходи, кто там…
– Не помешаю?
– в приоткрывшейся двери показалась круглая физиономия ларошельца Рене Мелиссье. Иссиня-черные кудри, темные глаза, крупный породистый нос, небольшие усики - Рене был парнем видным и нравился девушкам, в особенности - цветочницам и служанкам, и даже небольшой рост его не был в этом помехой.
– Ого, вижу, все в сборе, даже Жан-Поль здесь, - войдя, поклонился Рене.
– Что-то не видал сегодня на лекции ни тебя, ни Жана. Небось, решили предпочесть общество веселых девиц скучнейшим словесам старого черта Мелье?! Я бы тоже так сделал, только вот не с кем было, а одному - скучно. Жаль, вас не встретил.
– Мы у Сен-Жермена фехтовали, Рене.
– Ах, вы еще и фехтовали? Ну, молодцы, ничего не скажешь.
– Да ты садись, садись, - пригласил Митька.
– Выпей вот с нами вина.
– Вкушать вино - грех.
– Рене резко посерьезнел, потом не выдержал, фыркнул.
– Впрочем, в хорошей компании - можно. Собственно, я зашел переговорить с Прохором…
Нормандец открыл было рот - наверняка сказать что-нибудь обидное, нет, не лично про Рене, а про гугенотов вообще, - но Иван быстро пресек подобную опасность, заговорив о парижских лавках. Заодно похвастался обновкой - воротником брабантского кружева.
– Ну, - поцокал языком Рене.
– Теперь все аристократки в Париже - твои! Можешь даже иногда этак прогуливаться около Лувра, главное, чтоб воротник был издалека виден.
– К такому б воротнику еще и плащ, и шитую серебром перевязь, - поддакнул хитрый нормандец.
– Не знаешь, где все это взять, хотя бы на время?
– Плащ могу одолжить.
– Рене усмехнулся.
– А вот перевязь… О! Спросите-ка у Робера Перме, он живет на…
– Знаю я, где он живет, - махнул рукой Митька.
– Этот Робер Перме - потешный такой увалень, так?
– Так, так, правильно ты сказал - увалень.
– Ну, стало быть, перевязь раздобудем.
Раздобыли и перевязь, и плащ, и даже новые перья на шляпу - всем этим охотно занимался Жан-Поль, поставивший дело так, что его русский друг быстро приобрел весь внешний лоск молодого парижского аристократа из довольно небедной семьи. Парень стал - хоть куда, вот только «belle inconnu» - прекрасная незнакомка - что-то не давала о себе знать до самого четверга. Но вот в четверг, в день поминовения Орлеанской девственницы
Вообще-то был уже не день, но и не совсем вечер, а то, что французы называют «de l’apres midi» - после полудня. Иван как раз вернулся из университета, вернулся быстрее всех - Прохор остался помогать кузнецу Пьеру, Митрий задержался по пути в книжной лавке, а Жан-Поль, по своему обыкновению, торчал в какой-то таверне. Звал и Ивана, да тот отказался в тайной надежде - а вдруг прекрасная мадемуазель подаст хоть какую-то весточку? Вдруг?
И в дверь постучали. Легко так, даже, можно сказать, пикантно. Иван давно уже научился определять, кто как стучит: Митька - сухо, сдержанно, Жан-Поль, наоборот, трескуче-эмоционально, Рене - четко разделяя удары: тук-тук-тук, ну а Прохор - громко и неудержимо, словно кулаком в лоб. Ну а сейчас все было иначе, совсем иначе…
– Кто там?
Сердце юноши дрогнуло.
– Не здесь ли проживает месье Иван из Русии?
– Да, это я.
– Иван рывком подскочил к двери.
Служанка! Та самая! С хитрой лисьей мордашкой.
– Моя госпожа хочет вас видеть, молодой господин, чтобы лично выразить свою признательность и благодарность! Конечно, если это возможно и если у вас нет более неотложных дел.
– Дел? Нет-нет.
– Иван вдруг ощутил, как пересохло в горле.
– Я… готов. Куда прикажете идти?
Служанка улыбнулась:
– Идите за мной месье. Это не так далеко.
Не забыв накинуть на плечи роскошный, голубой, затканный золотом плащ гугенота Рене, Иван вслед за служанкой спустился по скрипучей лестнице доходного дома и растворился в сгущающейся полутьме узеньких улиц Латинского квартала. Шли и правда недолго - миновав Старый город, прошли рядом с часовней Сен-Шапель, затем по мосту Шанж перебрались на правую сторону Сены, где селились в основном богатые аристократы и приобретшие дворянство и должности буржуа - «люди мантии». Там и остановились, где-то между Гревской площадью и Шатле, остановились у богато украшенного входа в один из особняков с резным фронтоном и большими застекленными окнами.
– Прошу вас, мой господин, пройдите во-он по той улочке.
– Служанка кивнула куда-то вбок.
– Немного подождите там.
Иван пожал плечами: подождать так подождать - даже интересно. Долго ждать не пришлось - в увитой плющом стене вдруг распахнулась небольшая дверца.
– Сюда, месье Иван!
Юноша не заставил себя долго упрашивать, оказавшись вдруг в небольшом прелестном саду с тщательно подстриженными кустами, беседками и бегущим неизвестно куда ручьем.
– За мной, месье.
Пройдя сад, Иван поднялся по неширокой лестнице на галерею, потом, войдя в высокие резные двери, оказался перед целой анфиладой роскошно обставленных комнат, обитых разноцветным шелком - голубым, розовым, желтым.
– Ты привела его, Аннет?
– внезапно послышался нежный голос.
– О да, госпожа.
– Так пусть войдет!
Обернувшись, служанка откинула портьеру, за которой виднелся уютный альков с парой резных полукресел и широким турецким диваном. На диване, опираясь на левую руку, возлежала «belle inconnu» в переливающемся муаровом платье с обширнейшим декольте, почти не скрывавшем изящную грудь. Золотистые волосы красавицы ниспадали на плечи, серые искрящиеся глаза излучали смешанную с любопытством признательность.