Отщепенцы [СИ]

Тарасенко Вадим Витальевич

— Илья, я буду тебя ждать сразу после работы у телефона на выходе из проходной. Надо будет поговорить. Понятно?

Ответное: «Понятно» он уже услышал за спиной, идя к выходу из проектного комплекса.

Договорившись о встрече, Владимир пошел в режимный отдел, сдал свой пропуск, так украшенный всевозможными шифрами для прохода на различные режимные объекты КБ, как ветеран войны наградами, и получил временный, сиротливо имеющий шифр только для прохода в незакрытые подразделения КБ, как салага-новобранец имеет только комсомольский значок.

В двадцать третьем отделе какая-то словоохотливая тетушка, раскрасневшаяся от жары, лишних килограммов и присутствия молодого парня долго рассказывала

ему, какие громадные задачи стоят перед их отделом. Через пятнадцать минут Кедров уяснил, наконец, из ее словообильной речи, что стране нужны не только грамотные инженеры, но и инженеры, умеющие работать разнорабочими на стройках, куда он и был направлен. "Неужели нужно было заканчивать с отличием физтех, чтобы подавать каменщикам раствор и выгребать после них мусор", — с этой мыслью Владимир покинул двадцать третий отдел. "Ну что ж, остался Илья. Остался самый главный пункт в меню на сегодня и, может быть, не только на сегодня", — эта была его вторая мысль. Вернее так. Эта мысль постоянно сидела у него в голове, иногда уступая место другим. Но как только, отработав свое, другие мысли уходили, она тут же воцарялась в голове вновь полноправной хозяйкой.

Встретившись на проходной, Владимир предложил Илье пойти в парк, расположенный недалеко от проходной и поговорить в спокойной обстановке. Илья согласился. К парку они шли молча и даже не рядом друг с другом. Владимир шел впереди, Илья чуть сзади. Еще дальше сзади беспощадное солнце палило им вслед. Увидели не занятую лавочку. Владимир кивнул на нее и сел. Илья сел рядом. Владимир оглянулся вокруг, посмотрел на небо, вздохнул и повернувшись головой к Илье и твердо, глаза в глаза, произнес:

— А все-таки это ты украл спецтетрадь. Он намеренно вместо неопределенного «взял» сказал жесткое, предельно конкретное — "украл".

Илья дернулся, на мгновение опустил глаза, но потом снова их поднял и посмотрел на Владимира.

— Нет, не я, зачем мне это нужно.

— Вот тебе это как раз и было нужно, — Владимир не отрываясь смотрел на Илью. Тот не выдержал и опустил глаза, его лицо пошло красными пятнами.

— Зачем?

— Что ж, давай перечислю, зачем. Мотивов более, чем достаточно. Во-первых, не я, а ты поступаешь в аспирантуру. Во — вторых, ты отлично знаешь, что у нашего шефа рак, и болезнь прогрессирует. Вместо него, кого поставят на начальника группы? Бориса Николаевича не поставят — он предпенсионного возраста. Тамару тоже. Женщина, по командировкам мотаться не может — двое детей. Остаемся я и ты. После того, как меня тут не станет, останешься ты. Ну и в-третьих, — Владимир сделал паузу, все еще не будучи уверен, стоит ли говорить. Но потом подумал: "Говорить так до конца, может это последний мой с ним разговор. Надо поставить все точки над i", — и в третьих — это Ирина. И снова, чуть заметно, дернулся Илья. "Значит в точку", — подумал Владимир, а вслух сказал:

— Достаточно?

— Я тетради не брал.

— Илья, хорошо подумай, ведь рано или поздно все это всплывет. И что тогда?

Илья молчал. И тут Владимир не выдержал. На глаза упала красная пелена и он чуть ли не закричал:

— Послушай, скотина, ты же мне жизнь ломаешь. Мне наплевать, как ты собираешься подбираться к теплому месту под солнцем, но мне не наплевать на мою собственную судьбу, а ты ее гробишь. И неожиданно у него вырвалось, — Илья, верни, подбрось тетрадь, — последняя фраза была произнесена каким-то, чуть ли не просяще — жалобным тоном.

"Господи, да что это я. Унижаться перед подонком? Нет, дудки. Унижаться даже ради карьеры — слишком высокая цена. По крайней мере для меня", — мысль резко ворвалась в голову Владимира и успокоила его. С его глаз

спала красная пелена. А Илья молчал. Потом поднял глаза и Владимир увидел в них пустоту. Просто пустоту. Такие глаза бывают у людей, которые на что-то решились и переубедить их уже невозможно. Все, разговаривать было не о чем. И тут же он получил этому подтверждение:

— Мне к тому, что я сказал в первом и третьем отделе, добавить нечего. "Да, Володька, в шахматах ты сильней меня, но в жизненной многоходовки я оказался сильней" — мысленно добавил Илья.

— Ну что ж, — медленно, растягивая слова, сказал Владимир, — поздравляю тебя с победой, временной победой. И неожиданно добавил, — мой тебе совет, перечитай роман "Граф Монте-Кристо".

— Зачем?

— А там наглядно показано, как люди, иногда, расплачиваются за свои поступки даже годы спустя после того, как они их совершили.

Илья опять вздрогнул и, как удовлетворенно заметил Владимир, даже как-то втянул голову в плечи. Потом он молча встал с лавки и пошел прочь. "А раунд то остался за мной. И голову он точно втянул и ссутулился, сволочь, как-то по стариковски", — Владимир смотрел в спину своему бывшему другу. "Ссутулился то он ссутулился, и раунд остался за мной, но бой то уже все равно проигран. Не он, а я теряю любимую работу и боюсь, как бы не потерять еще кое-что, вернее кое-кого, но тоже очень любимого". Вверху невыносимо жгло солнце. Воздух был душен, грязен и смраден от омываемых им миллионов потных человеческих тел, от тысячи пыльных, коптящих автомобилей и от всего, что создал человек, включая самого человека. Теперь Владимиру оставался звонок, который он очень хотел сделать и, в то же время, не хотел. Звонок Ирине, его Иришке. Он поднялся с лавки, вернулся назад к проходной. Возле нее стояла телефонная будка, как положено: обшарпанная, с побитыми стеклами, с прикованной цепью трубкой — признак полного «доверия» государства к своим гражданам.

— Ира, привет. Как дела.

— Привет. Нормально, — голос девушки звучал сухо, без всяких эмоций, даже намеков на них не имел.

"Если бы нужно было послать какое-нибудь сообщение инопланетянам", — я бы выбрал именно такой голос", — подумал про себя Владимир, — поди знай этих инопланетян. Может, наш дружественный тон они воспримут как угрожающий". А вслух он сказал:

— Чего так сухо? И не спрашиваешь даже, почему я раньше прилетел.

— Я и так знаю. Мне отец сказал.

— И что ты по этому поводу думаешь?

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Володя, что ты хочешь от меня услышать? Слова сожаления? Я очень сожалею. И вновь только тихое шуршание в трубке.

"Примерно таким тоном может говорить палач со своей жертвой: "Я очень сожалею" и опустить топор на шею своему очередному подопечному. Но это не интонация любимого человека. Любимого?" — с каким-то даже спокойствием подумал Володя.

— Ты почему молчишь? — продолжал он этот мучительный для обоих разговор.

— А что мне говорить? "Интересно, а понимание интонации для разных цивилизаций будет совпадать или нет? Скажем, интонация любовного шепота, как эти самые инопланетяне воспримут? Вот кот моих родителей интонацию четко сечет. Если будешь ему говорить: "Скотина безрогая, еще раз царапнешь, все усы повыдергиваю", но говорить ласково, то он и тереться об тебя будет и мурлыкать. Но то кот — существо бессловесное, но земное, а то инопланетянин — существо разумное, но не земное. Ты ему любовным шепотком, а он в ответ лучеметом каким-нибудь ба-бах", — мозг Владимира как бы раздвоился. Одна половина решала глобальный вопрос контакта разных цивилизаций, а другая погрязла в мелочной мелодраме двух людей.