Отшельник
Шрифт:
— Ладно, начинаем работать. Кто со мной по доброй воле?
Добровольцами вызвались все трое, но одного пришлось оставить с Улыбой. Остальных Кукушкин нагрузил канистрами, сам взял автомат в руки, повесил рюкзак на плечо, и произнёс традиционную фразу:
— Попрыгали!
Дружинники выпрыгнули из лодки на топкий берег, и Вадиму ничего не оставалось, как последовать за ними. А что делать, если средневековые жители не читают современные приключенческие книги? Он же читал внимательно, и хорошо запомнил как устанавливаются любимые всеми диверсантами растяжки.
В
— Высока, высока над землёй синева, это мирное небо над Родиной, но простые и строгие слышу слова… — напевал почти беззвучно Кукушкин, приматывая гранату и тротиловую шашку к канистре. — Я вам покажу настоящую мать Кузьмы.
Чуть в стороне послышался шелест травы, и следом появился дружинник со смешным именем Волчок. Он протянул катушку с леской:
— Колышек на вершок торчать оставил, и привязал накрепко.
— Молодец. А где Аникита?
— Там, — Волчок ткнул пальцем куда-то в темноту.
Окликать нельзя, условные знаки оговорить заранее позабыли, и пришлось искать, осторожно проползая между кочками почти пересохшего болота. Лето жаркое, под ногами не чавкает, но лагерь тут поставить не захотели. Что и требовалось.
Да чтоб его черти забрали, — тихонько выругался Волчок и крякнул уткой. На утиный голос отозвалось несколько селезней, а на близкой реке по воде захлопали крылья.
— Тута я, — отозвался Аникита. — По ветру поставил, как и уговаривались.
Быстро закончив со второй закладкой, третью Вадим решил не устанавливать. Ветер удачно дует со стороны реки, и облако разлетевшейся от взрывов слезогонки теоретически должно накрыть часть литовской армии. Вроде больше и не нужно, но не тащить же третью канистру обратно?
— Да пошло оно всё конём! — тихо, но эмоционально выразился Кукушкин.
— Нельзя так, — с осуждением в голосе сказал Волчок. — Коней травить последнее дело, это же не люди.
— А людей, значит, можно?
— Ежели нужно, то можно. Невинных не бывает, а виновного Господь нашей рукой покарает.
— Интересно рассуждаешь.
— По справедливости рассуждаю.
— По справедливости? — задумался Вадим. — Ладно, ставим третью растяжку, чтобы на всех хватило с гарантией.
— А на той стороне?
— Обязательно. И пусть никто не уйдёт обиженным, как учат нас классики советской фантастики.
— Греки, что ли? — уточнил Аникита.
Кукушкин вспомнил имена тех классиков, и согласился:
— Пожалуй, что греки. Но в хорошем смысле этого слова.
Великий Князь Литовский пребывал в прекрасном настроении и радовался жизни. Она тем более прекрасна, что на освободившийся после гибели старшего брата от проклятых турок на польский престол позвали именно его, Казимира-Андрея Ягеллончика. Посольство от Сейма, уставшего от усобиц за два года безвластия, не застало его под Можайском, и догнало только здесь,
Возглавлял их кардинал Збигнев Олесницкий, фактический правитель Польши в настоящее время. Производит впечатление добряка и выпивохи, что подчёркивают заплывшие глаза и отдающий в красноту нос, но холодные и цепкие глаза выдают человека расчётливого и при надобности жестокого.
— Присаживайтесь, ваше высокопреосвященство, — Казимир указал на кресло. — Давайте обойдёмся без церемоний, так как оба знаем, что нам нужно друг от друга.
— Спасибо, Ваше Величество, — кивнул кардинал. — О цели моего визита вам известно, и мне думается, решение вы уже приняли.
Великий Князь Литовский самодовольно погладил усы. А какое же может быть решение, если отец был королём Польши, старший брат был королём Польши, и другого претендента на престол магнатерия просто не видит?
— Да, ваше высокопреосвященство, оно принято, но у меня есть несколько условий.
Кардинал поморщился:
— Вы про личную унию?
— Именно про неё. Мои литовские подданные должны обладать теми же правами, что и польская шляхта.
— Даже схизматики?
— Моё дело править, а как вы будете бороться со схизмой, меня мало интересует. Но я не хочу волнений по пустякам.
— Вера в Господа нашего Иисуса Христа пустяк?
— Не придирайтесь к словам, ваше высокопреосвященство.
Казимир с тщательно скрываемым злорадством наблюдал, как изменилось лицо кардинала. Ну а что, неужели королю делать за католическую церковь её работу? Нет, король должен быть благостен и справедлив, и все несчастья исходят не от него, а от дурного окружения и плохих советников. Король хороший — магнаты плохие. И матерь наша католическая церковь пусть получит долю причитающейся ей ненависти, да хранит её Господь.
— Но вы, Ваше Величество, не станете возражать, если…
— С чего бы мне возражать, ваше высокопреосвященство? — не совсем вежливо прервал кардинала Казимир. — Я только порадуюсь, если среди моих подданных не станет розни и воцарится мир.
А сам подумал, что никуда жирный святоша не денется. Пусть он сейчас фактически правит королевством, но народу нужен символ. И потом, правление священника дурно влияет на доходы шляхты. И сама Польша никуда не денется — она сейчас в положении утопающего, готового схватиться за любую соломинку. Орден давит с севера и запада, с юга подпирают венгры, забывшие про унию после смерти короля Владислава и со страстью отдавшиеся Габсбургам. Да ещё Богемия не забыла предательства святого дела Яна Гуса, и уничтожения польских приверженцев этого великого человека лично будущим кардиналом Збигневом Олесницким, поэтому с удовольствием воткнёт нож в спину ослабевшим полякам. Собственно, до сих пор непонятно, каким образом Польша ещё существует, не иначе как попустительством Господа и защитой Девы Марии, да ещё литовским оружием.