Отшельник
Шрифт:
– Да они оборзели, вот что они!
– возмущенно сказал Зубило, - пришли на делянку и базарят не по делу.
– А о чем они базарят-то?
– Не рубите, говорят, наш лес, уходите отсюда! Будто им кто-то разрешил рот открывать.
– Ну и что?
– Вертяков пожал плечами, - послали бы их куда подальше и все дела.
– А их и послали. Бригадир послал. Он сейчас в больничке лежит. И еще шестеро рабочих.
– То есть как?
– Вертяков нахмурился.
– А вот так. Бригадир говорит - пошли отсюда к такой-то матери, а один из мужиков перекрестился и как даст ему
– И что дальше?
– А дальше… На следующий день - позавчера, значит, братва поехала туда разбираться.
– Разобрались?
– Разобрались. Приехали на пятнадцати машинах и всю деревню раком поставили. Мужиков загасили конкретно, думали, что те угомонятся… Да вот только…
Зубило замялся. Нужно было переходить к более серьезной части повествования, а он знал, что Вертяков не любит плохие вести. Но, зная, что рассказывать все равно придется, он вздохнул и продолжил:
– В общем, ночью мужики подожгли делянку. Ну, не саму делянку, а кухню, два трелевочных трактора и одну палатку. Облили бензином и подожгли. Те, кто в палатке были, еле выскочить успели, один сильно обгорел…
– Это серьезно… - Вертяков достал из пачки сигарету, и Зубило услужливо поднес ему зажженную зажигалку.
– Это серьезно, - повторил Вертяков, - за такое и ответить можно.
Зубило убрал зажигалку в карман и, вздохнув, неохотно сказал:
– Ну, они, в общем, ответили…
– Что значит - в общем?
Зубило помялся и сказал:
– Ну, вчера вечером братва собралась, конкретно побазарили и, как стемнело, поехали разбираться. Машины оставили подальше, чтобы деревенские номеров не запомнили, подошли к деревне и… В общем, подожгли хибары ихние. Четыре штуки подожгли. Так там такой вой поднялся, как на стадионе после гола. Мужики выскочили, а они ведь там охотники все, так что хоть и без штанов, зато все со стволами. А стволы у них, сами знаете - карабины да помповики. В общем - двоих наших положили, а пацаны разозлились и тоже палить начали. Пятерых завалили, а Лаборант с Вованом поймали дочку старосты, разложили ее за сараем и отпердолили во все дыры…
Вертяков ошеломленно уставился в пространство перед собой, сигарета повисла у него на губе, и было видно, что такой поворот событий явился для него полной неожиданностью, и неожиданностью весьма неприятной.
Те люди, которых он считал чем-то вроде говорящих животных, оказались способными постоять за себя. Мало того, конфликт вышел за рамки обычной разборки, и если о двух застреленных бандитах можно было просто забыть, то пять убитых крестьян и изнасилованная дочка старосты могли обернуться серьезными проблемами. Лично Вертякову это пока ничем не грозило, но связь кровавого конфликта с вырубкой заповедного леса была очевидной. Документы, по которым кедровник оказывался вне охранной зоны, выглядели очень убедительно, однако если бы кто-нибудь очень заинтересованный и хорошо прикрытый занялся ими, то результаты такого расследования грозили Вертякову как минимум отставкой.
Нужно было принимать срочные меры, и это
– Да, наворотили вы делов… А мне теперь разгребать дерьмо за вами.
– Ну, Борис Тимофеевич…
– Что - Борис Тимофеевич?
– заорал Вертяков.
– Что? Уроды, мозгов ни хрена нет, только стрелять и трахаться можете! Пшел отсюда!
Зубило вскочил и торопливо вышел из кабинета.
Вертяков посмотрел ему в спину с таким выражением, будто нажимал на автоматный спуск, но Зубило этого не почувствовал и не повалился на паркет, обливаясь кровью.
А хорошо бы, подумал Вертяков…
Заглянувшая в кабинет Элла Арнольдовна увидела лицо Вертякова и сразу же плотно закрыла дверь. Она знала, что, когда на лице у шефа такая гримаса, лучше к нему не соваться. Однако Вертяков, заметив мелькнувшую в дверях Эллу Арнольдовну, крикнул:
– Элла!!!
Она немедленно открыла дверь и, не входя в кабинет, сказала:
– Я вас слушаю, Борис Тимофеевич.
– Принеси мне коньяку.
Элла Арнольдовна кивнула и скрылась.
А Вертяков, бормоча непристойности, снял трубку и набрал номер брата.
Через несколько гудков голос Саши Кислого произнес:
– Я слушаю.
– Привет, Саня, - грустно сказал Вертяков.
– Привет, Борюня, - так же невесело ответил Кислый.
– Ты слышал?
– Слышал, - вздохнул Кислый.
– Ну и что делать будем?
– Надо думать, - резонно ответил Кислый.
– Вот именно.
Вертяков покосился на Эллу Арнольдовну, которая внесла в кабинет поднос с бутылкой коньяка, рюмкой и нарезанным лимоном на блюдце, и сказал:
– Давай сегодня ко мне, обсудим это дело. Решать нужно быстро, пока круги не пошли.
– Лады, - ответил Кислый, - вечерком заеду.
И повесил трубку.
Глава пятая
ЗОМБИ НА КРЕСТЕ
Войдя в барак, Семен огляделся и, увидев свободную койку с номером семнадцать на спинке, направился к ней. И опять непонимание охватило его.
Койки здесь стояли вдоль стен, а вовсе не высились в два яруса; на нескольких из них спали люди. Вообще в бараке было чисто и тихо, совсем не так, как в фильмах про зону, где блатные урки режутся в карты, у параши копошатся опущенные, а в козырном углу млеет покрытый татуировками пахан, окруженный уголовной свитой.
Больше всего это напоминало армию, когда вся рота находится на занятиях, а в казарме отдыхают дневальные и те, кому по службе не пришлось поспать ночью. Но, поскольку Семен знал, что солдаты здесь только на вышках, то не мог подобрать более подходящего сравнения, чем концлагерь. И все равно непонятная тишина и чистота сбивали его с толку.
Один из находившихся в бараке людей не спал. На койке у окна сидел широкоплечий мужик и что-то шил, далеко отводя руку с иглой. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову, скользнул по Семену равнодушным взглядом и вернулся к прерванному занятию.