Отсроченный платёж

Гаврилов Макс

– Скоро, уже скоро.

В кармане завибрировал телефон. Павел, не глядя на экран, смахнул пальцем зеленый значок:

– Да

– Павел Константинович, это охрана. Вы просили предупредить…

– Они приехали? – оборвал он охранника

– Да, поднимаются в лифте.

– Хорошо.

Рощин прошёл к столу, разложил папки с проектами и документацией по порядку и включил висящий под потолком проектор. Затем прошёл к окну, задёрнул плотную штору и аккуратно разложил укатанный в рулон экран. Уже защёлкивая фиксаторы, он услышал за дверью шаги, через секунду дверь открылась и Шатов со Знаменским появились на пороге.

– Привет, Паш!

На Знаменском был короткий норковый не то пиджак, не то пальто. Знаменский напоминал Рощину Портоса, такой

же добродушный, большой, любящий всё дорогое и блестящее, фанфарон. Всё в нём, начиная от одежды и обстановки его дома, заканчивая машиной, часами, украшениями и счетами в ресторане, было дорого, статусно и, на взгляд Павла, безвкусно. В Знаменском было с пару десятков лишних килограммов, но что было удивительно, он был достаточно спортивен. Рощин несколько раз смотрел, как они с Шатовым гоняли шайбу в компании таких же как они коммерсантов, и для него было удивительным, как Знаменский легко катался на коньках. Шатов же был в прекрасной физической форме и потому Рощина совсем не удивил.

– Привет!

Рощин пожал протянутую ему руку, рукопожатие было крепким и каким-то надёжным… Вообще, у Рощина была своя градация рукопожатий. Она основывалась на эмпирическом опыте, и Павел ей очень гордился. По тому, как мужчина жмёт тебе руку, можно было сказать об этом самом мужчине очень многое. Рукопожатие с размаху, крепкое – рубаха-парень, живёт эмоциями, компанейский, слабое интеллектуальное начало. Рукопожатие крепкое, с попыткой либо потянуть вниз, либо как бы толкая, – привычка доминировать, решительный, любит действовать. Рукопожатие крепкое, с сильным сдавливанием – культ физической силы, яркое мужское начало. Рукопожатие вялое, как бы нехотя – демонстрирование интеллектуального превосходства, нарциссизм. Конечно же, имелись и смешанные виды, и ещё с десяток других, но для Рощина рукопожатие всегда составляло о человеке первое впечатление, а как говорят англичане: «первое впечатление нельзя произвести дважды».

Между тем Шатов тоже протянул Рощину руку. Павел протянул свою. С самой первой встречи как будто какая-то невидимая чёрная кошка пробежала между этими людьми. Прошло уже несколько лет, а отношения между ними сохранялись на отметке ниже нуля, как любил говорить Знаменский. Он уже не раз пытался сделать их если не друзьями, то хотя бы приятелями. Конечно же, будучи русским человеком, Стас и попытки предпринимал совершенно русские – заказывал столик в ресторане, придумывал какой-нибудь повод, и они ехали все вместе, конечно же, выпивали, потом находилась какая-нибудь тема для разговора, а дальше сходились вместе лёд и пламень, и они спорили. Спорили до возведённого в абсолют нетерпения, приводя все мыслимые аргументы, разбивая доводы друг друга и подлавливая оппонента на нестыковках, Шатов раздражался, Рощин редко терял самообладание, а Знаменский, давно потеряв нить разговора, тихо напивался до совершенно безобразного состояния. После третьей или четвёртой попытки (Знаменский точно и не помнил), «федеральная программа по примирению враждующих сторон» была свернута. Надо признать, что характер взаимоотношений Шатова и Рощина никогда не влиял на работу, по какой-то внутренней самоорганизованности они оба сумели провести границу между личными и служебными коммуникациями.

– Ну давай хвастайся, чего там у тебя? – Знаменский расположился у длинного стола, Шатов сидел напротив, закинув ногу на ногу.

– Слушаюсь, господин генеральный директор!

Павел щёлкнул кнопкой на пульте управления, на экране проектора появился логотип компании и началась презентация.

Рощин смотрел её уже в сотый раз, но сегодня, после десятка его редактур, она казалась ему идеальной. Он наблюдал за Знаменским и Шатовым и ему казалось, что они удовлетворены происходящим на экране. Лицо Марка было серьёзным и непроницаемым, но за эти годы Рощин достаточно его изучил. Он был доволен, но дожидаться от него слов похвалы или прямого признания качества проделанной работы не приходилось. Знаменский же напротив, удовлетворённо кивал головой в такт говорящему по-английски голосу, широко

улыбался, хотя Рощин знал на сто процентов, что Стас ни черта не понимает. Изучение иностранных языков не давалось Знаменскому просто никак. Он относился к типу людей, которые привыкли жить в своей раковине, тяжело прощались со старыми вещами и, говоря современным языком, «тяжело выходили из зоны комфорта». Люди этого типа страшно страдают от всевозможных изменений условий, малейшего отклонения от испытанных течений и тяжело расстаются с привычками. Однажды обрисовав круг своих интересов, привязанностей и пристрастий, Знаменский практически не выходил за его пределы, и новые термины, технологии, сетевые и программные возможности отскакивали от него, как капли дождя от куска оцинкованного профнастила. Английский язык тоже оказался вне этого незримого для остальных круга его персонального комфорта. Рощин с усмешкой вспоминал, как ему приходилось переводить Знаменскому совершенно смешные, известные каждому школьнику слова, когда они въезжали в гостиницу в Лондоне или проходили таможенный досмотр в аэропорту Хитроу.

Зато в отличие от Знаменского, Шатов говорил на английском почти так же свободно, как и сам Рощин. Вообще, было непонятно, как два таких разных человека, как Стас и Марк могли быть не просто партнёрами, но ещё и друзьями. Хотя, с другой стороны, как гласил один из важнейших законов физики – разноимённые заряды притягиваются. Этот же закон дополнял – одноименные заряды отталкиваются, и это частично объясняло тот факт, что дружбы между Рощиным и Шатовым как-то не получалось.

– Отлично вышло! Молодец Паша! – наконец встал из-за стола Знаменский. Он просто сиял, как начищенный самовар.

Шатов кивнул на стопку сложенных папок:

– Контракты?

– Да, юристы подготовили контракты, спецификацию, отчёты изыскателей. Там же смета, расчёт авансовых платежей, копии учредительных документов и лицензий. Как я понимаю, летим все?

– Разумеется, – Знаменский присел на край стола. – Вылет в понедельник, в шесть сорок, завтра воскресенье, поэтому отоспимся и… надо ставить точку.

– Стас, мы ещё не обсудили один момент. Что с оплатой? Стоимость проекта более двухсот миллионов евро, как будем проводить? – Шатов вопросительно смотрел на Знаменского.

– Деньги пойдут в четыре платежа, поэтапно. Предварительно оговорено. Авансовый платёж в течение двух недель после подписания контракта, остальные три транша по мере выполнения работ. Суммы как раз и нужно обговаривать при заключении.

– Да это понятно, куда будем принимать? Мы разговаривали насчёт офшора, всё в силе?

Знаменский улыбнулся. Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный напополам лист и положил на стол:

– Мы, Знаменские, слов на ветер не бросаем! – всё так же широко улыбаясь, он продолжил: – Компания Leader Building Ltd. Зарегистрирована на Виргинских островах неделю назад. Бенефициары – господа Знаменский, Шатов и Рощин. Поздравляю вас и хотел бы сбрызнуть это событие! Паша, есть чего в загашнике?

Рощин взял листок, оставленный Знаменским. Это была выписка из реестра, он быстро пробежал её глазами, наконец удовлетворённо кивнул:

– Всё так. А пить с утра грешно. К тому же, думаю успеем в Риме, сразу после подписания контракта.

– Кашу с вами не сваришь – съязвил Шатов, но было видно, что он доволен. – Короче, сегодня-завтра выходные, в понедельник переговоры, потом вы, как хотите, я возьму недельку отпуска. Давно Вике обещал Венецию и Милан, как раз до авансового платежа есть пару недель. Заряжу, так сказать, батарейки.

– Я пас, – отозвался Знаменский, – есть дела в городе.

– У меня тоже ещё три проекта в работе. – Рощин понимал, что вопрос Шатова относился к одному Знаменскому, но всё же ответил.

– Ну, как знаете. Тогда встретимся в аэропорту. Документы забрать? – Марк кивнул на стопку.

– Я заберу. Вечером ещё полистаю. – Знаменский подхватил папки-накопители – Давайте, до встречи!

Марк встал, они со Стасом по очереди пожали руку Рощину и вышли из кабинета. На лестнице Марк спросил: