Отсрочка от казни
Шрифт:
Когда солнце скрылось за горизонтом, Влад скинул с плеча ящик и упал рядом с ним. Леся попыталась стащить с себя сумку, но ее повело, она попятилась спиной и, споткнувшись, села на колючку. Я, стоя на коленях, рассматривал свои руки, похожие на надутые медицинские перчатки. Распухшие пальцы не сгибались, поверхность ладони потеряла чувствительность; я возил ею по острому гравию и не чувствовал боли.
– Будем отсыпаться, – произнес Влад. – Сделаем тент и будем валяться до тех пор, пока не восстановим силы… Эй, малыш!
Малыш посмотрела на Влада такими глазами, словно он просил ее сбегать в ближайший ларек за холодным шампанским, легла навзничь, на автомат, положив голову на сумку, и замерла, будто уснула. Но, словно о чем-то вспомнив, она опять поднялась на ноги, подошла к моему рюкзаку, выдернула из него одеяло, прихватила бутылку с водой и постелила себе в стороне, в ложбинке между песчаными холмами. Она легла на одеяло, как на шезлонг, положила автомат на колени, направив его в нашу сторону, и, отпивая из бутылки, из-за полуприкрытых век наблюдала за нами.
Этот откровенный конвой стал меня раздражать, в то время как Влад отнесся к причудам девушки совершенно спокойно. Он лишь поинтересовался у нее, будет ли она охранять их сон ночью, и, вкопав ящик в песок на манер стола, пошел вдоль рельсов собирать высохшие колючки.
Быстро смеркалось, дневную жару вытеснял звездный холод. Песок остыл в считанные минуты, словно мы весь день жарились на сковородке и, наконец, под ней загасили огонь. Уже через полчаса я с нежностью вспоминал о солнцепеке. Наши обезвоженные и изможденные тела легко теряли тепло, и мы с Владом накинули на себя одеяла.
Аппетита не было, и лишь только для того, чтобы восполнить запас сил, мы подогрели на костре консервированную рыбу с овощами и сварили кофе в алюминиевой кружке. Леся ела отдельно от нас, в своей ложбинке, громко стуча ложкой о края консервной банки.
Мы все настолько устали за прошедший день, что никого из нас не тянуло на разговоры, и ужин прошел при гробовом молчании. Влад допивал свою порцию кофе лежа, его глаза слипались, и я беспокоился, как бы он не вылил содержимое кружки на себя. Леся завернулась в одеяло, как младенец в пеленку, причем автомат не оставила снаружи, и от того, что не было видно ни ствола, ни рук, девушка становилась еще более непредсказуемой.
Силы быстро возвращались ко мне. Я сидел возле костра, подкидывая в него пропитанные солнцем крепкие корявые ветки и высохшие колючки, смотрел в огонь, который весело потрескивал и выпускал в черное небо ароматный дымок, и чувствовал, что тело снова становится легким, а мышцы упругими, и если возникла бы необходимость, я встал бы и пошел дальше.
Еще не было девяти, а Влад храпел вовсю, наводя ужас на местных шакалов. Я видел его лицо сквозь оранжевую шторку пламени. Одна рука его лежала на крышке ящика – так Владу, наверное, было спокойнее. Его заботы были более
Ко мне же сон не шел. Я уже в который раз думал о событиях последних двух суток, прогоняя их в сознании в строгой хронологической последовательности, словно проверял шелковую ленту на ощупь, отыскивая незаметные глазу шероховатости и петли.
Леся делала вид, что спит, но я видел, что она неплотно прикрыла глаза и наблюдает за мной. Я послал ей воздушный поцелуй.
Притворяться уже не было смысла, девушка откинула одеяло и села. Красные блики от костра скользили по ее лицу и волосам, отчего казалось, что Леся рыжая до корней волос.
Она подошла к костру, не забыв прихватить с собой автомат, села на корточки и кинула в огонь колючку. Пламя с треском прожевало жесткие длинные листья, заканчивающиеся острыми шипами, и отрыгнуло искры.
– Почему не спишь? – спросил я.
– Не хочется, – уклончиво ответила Леся.
– Ты не бойся, я на тебя нападать не собираюсь.
– А я и не боюсь! – с вызовом ответила Леся, вонзив в меня черный, раскалившийся в костре взгляд.
– Ничего у тебя не получится.
– У твоего друга тоже!
– Может быть, сразу обо всем договоримся?
– С тобой?! – воскликнула Леся.
– А почему бы и нет?
– Я тебе не верю.
Я отрицательно покачал головой.
– Не то слово, Леся. Ты хотела сказать, что не доверяешь мне. Так?
– Может быть.
– Так давай объяснимся.
– Не хочу я с тобой объясняться. Я вообще слушать тебя не хочу.
– Это потому, что ты знаешь наперед, что я тебе могу сказать. Тебе просто неинтересно со мной, как с человеком, для которого в тебе уже нет ничего загадочного.
Возмущенная, Леся поднялась на ноги, отошла от костра в темноту. Я видел, как она, увязая по щиколотку в песке, поднялась на холм. Ее обнаженные по плечи руки, казалось, сделаны из полированного красного дерева. Она замерла коричневой статуэткой на вершине холма, глядя в непроницаемо-черную ночь. Кажется, ей хотелось прогуляться, но ночная пустыня, по которой без света нельзя было и шагу ступить, ее отталкивала. Я подлил масла в огонь:
– Будь осторожна, наступил час волка. Да и на кобру запросто наступить можно.
Леся струсила. На волка с автоматом она, может быть, пошла бы. Но мысль о ползучей твари, в которую не так просто попасть из автомата, парализовала ее волю.
Она сердито дернула плечами, повернулась и на несколько шагов спустилась ближе к костру.
– Проводи меня! – требовательно сказала она.
– Пожалуйста! – великодушно согласился я, накинул на плечи одеяло и стал взбираться на холм. Леся пропустила меня вперед, держа автомат на изготовку, и, только когда я отошел от нее шагов на пять, пошла за мной.