Отступники
Шрифт:
— Зачем ты это сделала? — спросил я.
Меня словно не было в комнате. Только мое сознание укрепилось в верхнем углу, словно паук.
— Сделала что?
— Я мог бы спасти тебя.
Она отвернулась от окна. Во тьме тут же что-то шевельнулось. Какие-то острые мослы, словно полночная нежить там попробовала на ощупь враждебное сияние.
— Ты так часто повторял это себе, что даже поверил, —
Я молчал, в ужасе глядя то на окно, в котором нарастало шевеление, то на Вельвет.
— Ты хотел быть свободным от смерти, — продолжала девушка. — Стал. Твой карлик хотел избежать роли одобренной жертвы — он жив. Твоя маленькая подстилка, с чешуей на роже…
— Вельвет.
— Молчи, Престон. Ты так ни разу и не дослушал меня до конца. Я постоянно натыкалась на это жалобное «Вельвет». У тебя просто не хватало духу дослушать меня до конца. Почему? Потому, что ты не хотел терзаться, самолюбивая сволочь.
Свет ночника начал таять. Тьма, раздуваясь словно пузырь, влезла в комнату.
— Твоя подстилка хотела действовать самостоятельно — пожалуйста. Предала своего отца ради своих убеждений. Ей на это хватило нескольких минут, как и тебе… Бандит, тебе ни разу не приходило в голову, что я тоже могла чего-то желать? Ранимый петух. Ради того, чтобы защитить себя от совести, ты сочинил историю, в которой меня удерживал подле своей чудовищной туши демон Авторитета. Ты был бунтарем, отрекся от него, в твоем мече был блеск, в разуме — свет. Романтизм — близок глупости. Он почти всегда и есть глупость, вздернутая на золоченое древко.
Вельвет сняла одежду и осталась нагой, смуглокожей в трепещущем свете. Она долила масла в ночник. Пламя вспыхнуло ярче. Тьма убралась за оконные рамы.
— Ну, так слушай, — старая древесина койки скрипнула. — Я тоже получила то, что хотела. Цель, которой с радостью следовала. Наслаждение от верной службы. Гелберт разделял мои тревоги и согревал тело. А потом я решила пойти дальше. Пойми же, наконец, что не ты определил мое будущее. Воистину ты никогда не пытался мыслить, как другие, и одновременно был уверен в том, чего хотят люди. Посмотри на окно.
Я послушался и перевел взгляд.
Из темноты вдруг выпало потрепанное существо. Костистое ничтожество, тянущее к девушке руки. С трудом я узнал в нем себя.
— Тебе казалось, что я была преследующим тебя призраком, — произнесла Вельвет, с презрением поглядев на повизгивающего уродца. — Но вот кем был ты. Жалкое зрелище. Возьми себя в руки, Престон. Твоя жизнь никак не связна с моей. Была когда-то, всего на одну ночь. Тогда ты мог увлечь меня куда угодно. Я послушалась бы любой просьбы. Но потом очарование прошло. Я сама отказалась от твоего предложения. Но ты был настолько юн и самовлюблен, что не смог даже правильно понять меня. Трагедия… Не было никакой трагедии. Не от чего
* * *
Я рванул грудью воздух и завыл от боли и удушья. Кашляя и постанывая, я выплюнул ртуть скопившуюся во рту и отполз от края. Посох обгорел, покрылся угольными чешуями.
— Сколько… оэ… Сколько я был без сознания? Цыпленок… Цыплено-о-ок…
Я смог подняться, но так до конца и не выпрямился. Что-то давило на грудь, в боках стреляло и хотелось снова лечь и не двигаться, пока не перестанет плясать синяя искра перед глазами. Я долго соображал, с какой стороны пришел. Потом вспомнил, что упал ногами к Реверансу.
Я проковылял по мосту и чуть не скатился по узкой лестнице уходящей вниз. В конце ее клубились какие-то испарения. Я вошел в них чувствуя запах влаги. Брел, совершенно не понимая куда иду, пока не услышал голоса.
Это был Реверанс.
И Кира.
— Ты была моим единственным соратником. Почему, Кира? Почему?!
— То, что ты делаешь неправильно…
— Это Вохрас тебя научил?
— В этом весь ты. Неужели сложно поверить, что я приняла это решение самостоятельно? Я не один день слушала твои рассказы о новом мире. Я много об этом думала. Гораздо больше, чем тебе могло показаться.
Реверанс стенал. Кира отвечала спокойно, тихонько всхлипывая в конце фраз.
— Возможно. О, возможно! Но кому я мог еще поверить, Кира?! Кому мог довериться?! Всегда мы шли с тобой бок о бок. Ты была моей опорой.
— А Маширо? Он до конца был верен тебе.
Я появился за спиной Реверанса. Они стояли внутри небольшого зала. Позади девушки работал младший брат Основного Терминала. Квадратный глаз показывал Гигану. Серо-стальное пятно армии перед ней. Никогда не видел столицу такой крохотной. Город словно съежился перед надвигающимся противником.
Кира быстро взглянула на меня, но не падала виду.
— Он сказал, что ты отрекся от меня.
— Что?! — неприятно изумился Реверанс. — Я никогда такого не говорил! Никогда, клянусь тебе!
— Я знала, что он лжет.
— Кира, — первенец приник к ней и обнял за плечи. — Я прошу тебя. Вернись. Я не держу на тебя зла. Мы вместе принесем континенту свободу. Давай же. Я люблю тебя. Каждый имеет право на ошибку.
— Это верно, папа, — она ответила на его объятья, но почти сразу отстранилась. — Но ты совершил их слишком много. Я не поверну. Нет. Это я говорю тебе как первенец, который в большей степени был твоим советником, чем дочерью.
Цыпленок едва слышно пропищал мне на ухо тонкости усыпляющего заклинания. Я поднял свой опаленый посох. Кира закрыла глаза.
Что-то мелькнуло справа от меня. Так быстро, что я не успел даже вздрогнуть. Реверанс резко вскинул голову, руки его вроде бы зашли за спину, но почти сразу обмякли. Первенец повалился на грудь взвизгнувшей дочери.
— Папа, — она еще не поняла, что случилось. — Отец!
Он стал на колени, уткнувшись ей в живот. Тогда она увидела длинный резной кинжал из черного камня.