Отсюда и в вечность
Шрифт:
— Ну вот. Тогда почему же ты все бросаешь и переводишься?
— Мне вовсе не хочется переводиться, Ред.
— Но ведь ты переводишься.
— Да нет же, ты забываешь: меня переводят. Это разные вещи.
— Послушай… — начал Ред запальчиво.
— Нет, лучше ты послушай меня, — перебил его первый паренек. — Пойдем-ка к Чою и позавтракаем, пока эта орава не пришла туда и не уничтожила все его припасы. — Он кивнул головой в сторону встававших с коек солдат.
— Ты ведешь себя как мальчишка, — сказал Ред. — Тебя бы
— Да, это верно.
— Ну пусть Хаустон и назначил этого юнца первым трубачом в обход тебя. Что тут особенного? Пустая формальность. У тебя же остается твое звание. А этот слюнтяй будет только играть на похоронах да трубить отбой на занятиях новобранцев.
— Да, только и всего.
— Вот если бы Хаустон разжаловал тебя и отдал твое звание этому сопляку, тогда другое дело. Но ведь звание-то осталось у тебя.
— Нет, не осталось. Раз Хаустон попросил командира полка, чтобы меня перевели, значит, не осталось.
— Если бы ты послушал меня и пошел к командиру полка, одного твоего слова было бы достаточно, чтобы все осталось по-прежнему — нравится это начальнику команды горнистов Хаустону или не нравится.
— Конечно. Только его херувимчик все равно был бы первым трубачом. Да и приказ уже оформлен: подписан и отправлен.
— А, черт, — сказал Ред с досадой. — Можешь повесить эти твои приказы знаешь где… Большего они не стоят. Ты же у нас свой парень, Прю, по крайней мере, мог бы быть им.
— Пойдешь со мной завтракать или нет?
— У меня нет ни цента.
— Зачем же тебе платить? Я угощаю. Ведь я же перевожусь, а не ты.
— Лучше прибереги свои деньги. Нас могут покормить и на кухне.
— Не хочется мне есть эту дрянь, особенно сегодня.
— Сегодня яичница, — настаивал Ред. — Она еще не остыла. А деньги тебе пригодятся на новом месте.
— Это верно, — устало согласился Прю. — И все-таки пойдем, мне просто хочется их истратить. Я перевожусь и хочу их спустить. Так ты идешь или нет?
— Иду, — сказал Ред с досадой.
Они спустились по лестнице и вышли на дорожку перед казармой первой роты, где жила команда горнистов, перешли улицу и направились вдоль штабного здания к воротам. Палящие лучи солнца обрушились на них, как будто хотели пригнуть к земле, и так же внезапно остались позади, как только они вошли в широкий тоннель под штабным зданием, который и сейчас назывался крепостными воротами в память о тех временах, когда существовали форты и ворота служили для вылазок. В здании штаба, ярко выкрашенном в цвета полка, в полированном шкафу хранились самые крупные спортивные призы части.
— Да, плохо получается, — сказал Ред неуверенно. — Ты все больше и больше завоевываешь репутацию бунтаря. Сам напрашиваешься на всякие неприятности, Прю.
Прю ничего не ответил.
В баре было пусто. Молодой Чой и его отец, старик Чой, болтали за стойкой. Седая борода
— Хэлло, Плю, — сказал молодой Чой. — Моя слышал, как будто ты сколо пелеводишься наплотив, да?
— Правильно, — ответил Прю. — Сегодня.
— Сегодня? — Молодой Чой ухмыльнулся во весь рот. — А не влешь? Сегодня пелеводишься?
— Да, да. Сегодня, — ответил Прю сквозь зубы.
Молодой Чой, улыбаясь, грустно покачал головой. Потом, посмотрев на Реда, произнес:
— Стлоевая слузба вместо команды голнистов! Сумасэдсый.
— Слушай, — сказал Прю. — Ты дашь нам поесть или нет, в конце концов?
— Ладно. — Молодой Чой опять ухмыльнулся. — Сицас плинису.
Он пошел за стойку к вращающейся двери в кухню. Проводив его взглядом, Прю заметил:
— Желтолицая обезьяна.
— Молодой Чой — хороший парень. — возразил Ред.
— Конечно, старый Чой тоже неплохой человек.
— Ведь он желает тебе только добра.
— Разумеется. Как и все другие.
Ред виновато пожал плечами, и оба замолчали. В полутемной комнате было сравнительно прохладно, и они сидели, слушая ленивое жужжание электрического вентилятора па стене под самым потолком, пока молодой Чой не принес им яичницу с ветчиной и кофе. Через сетку в дверях слабый ветерок доносил ритмичное звяканье пулеметных затворов. Эти монотонные звуки, как зловещее предзнаменование, преследовали Прю, мешая ему наслаждаться приятным бездельем, в то время как вокруг шла своим чередом утренняя работа.
— Ты палень пелвый солт, — сказал, вернувшись, молодой Чой и ухмыльнулся, грустно покачав головой. — Холосый матилиал для свелхслоцной службы.
Прю засмеялся.
— Это ты хорошо сказал, Сэм, — заметил он.
— А что скажет твоя девчонка, когда узнает, что ты выкинул эту штуку с переводом? — спросил Ред, принимаясь за еду.
Прю ничего не ответил и только пожал плечами.
— Все против тебя, — сказал рассудительно Ред. — Даже твоя девчонка будет против.
— Я бы не возражал, если бы она была против меня сейчас, прямо вот здесь, — улыбаясь, заметил Прю.
Ред был настроен серьезно.
— Девочки, которые принадлежали бы только тебе, на каждом шагу не встречаются. Проституток сколько хочешь, но они для первогодков, для новичков, а стоящую девушку найти трудно. Слишком трудно, и поэтому всегда будешь опасаться потерять ее. Ты же не сможешь бывать в Халейве каждый вечер, ведь придется вкалывать на строевых занятиях в стрелковой роте.
Прю пристально смотрел на круглую кость от ветчины, потом взял ее и высосал мозг.
— Пусть она решает сама, своим умом, Ред. В конечном счете каждый человек должен все решать сам. Знаешь, это ведь подготавливалось уже давным-давно. Ведь дело не в том, что Хаустон назначил своего херувимчика первым горнистом, но считаясь со мной.