Отважная лягушка. Часть 3

Анфимова Анастасия Владимировна

Когда невольница два раза в течении нескольких минут поскользнулась, хозяйка не выдержала. Попросив коскида остановиться, Ника приблизилась к Риате и тихо прошипела:

– Да, что с тобой такое?!

– Ой, не знаю, госпожа, - невольница испуганно втянула голову в плечи. Лицо её побледнело, в глазах застыл испуг, губы кривились в беспомощной улыбке.

– Хочешь вернуться?
– рыкнула девушка, оглядываясь по сторонам.

Позади, метрах в тридцати от них торопливо удалялся какой-то мужчина, показавшийся ей смутно знакомым. К сожалению, он слишком быстро

завернул за угол, и рассмотреть как следует его не получилось. Решив, что на данный момент есть проблема посерьёзнее подозрительного прохожего, хозяйка вновь обратилась к невольнице.

– Господин Септис, конечно, поругается немного. Но я это как-нибудь переживу. Зато ты так и останешься тем, кем была. Ну так мы идём за твоей свободой или нет? Отвечай, и клянусь Анаид, я сделаю так, как ты захочешь!

Облизав пересохшие губы, собеседница энергично закивала.

– Пойдёмте, госпожа. Простите, госпожа. Я больше не буду...

– Привыкай отвечать за свои слова, - наставительно проворчала Ника.
– Прежде всего перед самой собой.

– Да, госпожа, - пробормотала Риата.
– Я постараюсь.

Девушка понимала, что в душе спутницы бушует нешуточная буря. Рождённая в неволе матерью-рабыней, она не представляла себе другой жизни и казалась, если не очень довольной, то вполне смирившейся со своим положением у самого дна местного социума. Поэтому, даже становясь отпущенницей, человеком всё ещё зависимым от прежней госпожи, Риата, тем не менее, приобретала новый, гораздо более высокий общественный статус не только для окружающих, но прежде всего в своих собственных глазах. Очевидно, эти обстоятельства и заставляли женщину нервничать.

Судя по молчанию и шмыганью носом, той, кажется, удалось взять себя в руки. Вот только зудящее чувство беспокойства у её хозяйки упрямо отказывалось проходить. Теперь Нике стало казаться, что за ними следят, и она буквально кожей ощущала неотвязный, пристальный взгляд.

Увы, Минуц уже вывел их на заполненную народом улицу, и теперь, сколько бы девушка не оглядывалась, так и не смогла различить преследователя среди спешащих по своим делам горожан. Вновь вспомнился стремительно скрывшийся в переулке мужчина. Скорее всего, он и сейчас за ними идёт. Но для чего? По чьему приказу? Сразу стало тревожно.

Внезапно девушка поняла, как не хватает ей закреплённого за спиной кинжала. Она и не подозревала, насколько успокаивающе действовало на неё наличие оружия, которое можно быстро пустить в ход. Надо бы выпросить клинок у дяди, как память об отце.

Тянувшиеся по сторонам ряды многоэтажных домов резко оборвались обширным открытым пространством. Они вышли на форум городского района или по местному "региста". По середине площади возвышался длинный портик, между колоннами которого разместили свои лёгкие прилавки местные торговцы.

В дальнем конце, на невысокой платформе стоял храм, судя по фронтону, посвящённый Наклуву, богу - покровителю кузнецов и оружейников. Глянув на святилище, Ника вдруг вспомнила о металлическом прутке, судя по всему, из нержавеющей стали, составлявшим когда-то часть инвалидного

кресла Виктории Седовой. Почти год она таскает его в корзине. Может, пора употребить этот металл на что-нибудь полезное? Например, на ещё один кинжал, о котором совершенно необязательно знать ни регистору Трениума, ни его супруге. В вещах девушки до сих пор хранился подарок кузнеца из варварского племени синзогов, что живут в горах за Канакерном. Тот горец взял в жёны служанку Ники, женщину из племени гантов, и по обычаю своего народа преподнёс подарок её близким. Вот только этот клинок оказался слишком тяжёл, и достаточно ловко обращаться с ним у девушки не получалось.

Пока она строила планы и предавалась воспоминаниям, дядюшкин коскид провёл их по аллее из двух рядов гранитных постаментов, на которых красовались мраморные бюсты людей, видимо, известных в регисте Трениум, и свернул к высокому двухэтажному зданию, в котором Ника безошибочно угадала базилику - сосредоточие местной власти.

Расхаживавший взад вперёд по ступени мраморной лестницы мужчина в коротком плаще, заметив Минуца, помахал ему рукой и торопливо скрылся в гостеприимно распахнутых дверях.

Обернувшись, провожатый счёл нужным пояснить:

– Господин Морон пошёл предупредить господина Септиса о вашем приходе, госпожа Юлиса.

– Он тоже его коскид?
– поинтересовалась Ника, поправляя накидку.

– Точно так, - подтвердил собеседник.

Девушка с любопытством посмотрела на фронтон, украшенный сложным лепным узором из дубовых листьев. Наличие двух рядов окон по фасаду служило дополнительным подтверждением того, что перед ней не храм, а общественное здание.

Внутри оказался просторный зал с несколькими рядами массивных деревянных скамеек, на которых то тут, то там группками сидели мужчины и тихо переговаривались.

Ника догадалась, что именно здесь проходят судебные заседания в непогоду.

По правой стене шла лестница на галерею, опоясывавшую помещение по периметру. А слева выстроилась очередь, человек в двадцать, терпеливо дожидавшихся возможности подойти к глубокой нише, отделённой от зала похожим на барную стойку барьером.

В помещении стоял приглушённый шум, и, кроме Риаты с хозяйкой, не было ни одной женщины. Неудивительно, что на них откровенно пялились, от чего девушка испытывала нешуточный дискомфорт. Хорошо хоть, ждать долго не пришлось. Уже минут через пять дядя спустился вниз по лестнице в сопровождении двух мужчин, одетых прилично, но небогато.

Поймав взгляд племянницы, Септис велел ей следовать за ним.

От ниши, на самом деле представлявшей собой довольно просторную комнату, отошли два горожанина самого почтенного вида, место которых тут же заняли три коскида. В одном из которых Ника узнала мужчину, сопровождавшего их с бабулей в посещении святилища Сенела.

Разумеется, подобная беспардонность чрезвычайно огорчила тех, кто терпеливо ждал своей очереди. Крайний из них схватил за грудки одного из людей регистора Трениума, явно намереваясь отшвырнуть его подальше от заветной ниши, но тут вмешался господин Септис: