Отважный муж в минуты страха
Шрифт:
Умница Орел понял задачу с полуслова, даже не спросил, что, куда и зачем. Степенный в разговорах, он оказался молниеносным в действиях. «Держи», — сказал он Сташевскому, протянув ему свою легкую куртку цвета хаки и такого же цвета парусиновую кепку. «Стоит ли, Толь?» — усомнился Саша. «Надевай, — распорядился Орел, — так надо», и Саша подумал — счастье иметь такого друга.
Его действительно трудно было различить в говорливой волне сотрудников, разом выплеснувшейся в начале седьмого из дверей-вертушек на Садовую. Согласно плану Орла, Саша взял круто влево и, оказавшись к Светлане спиной, сплавил себя на этой волне к Провиантским
Ничего этого Саша Сташевский не видеть, не слышать не мог. По подземному, мрачно-душистому переходу он, свободный и легкий, спешно пересек Садовую, занырнул в метро на «Парке» и с одной потной пересадкой доехал до «Охотного ряда». Подходил к «Москве» вовремя, твердо рассчитывая через час вернуться к скверу у Агентства. «Отдам отчет и сразу назад», — думал он; но все получилось не так, как он предполагал своей неглупой головой.
11
Вошел в вестибюль и направился к лифтам; охрана в одинаковых пиджаках не обратила на него внимания, что сперва его приятно удивило, а потом несколько напрягло. «Предупредили, — сказал он себе. — Четко работают, соколики».
И дежурная по этажу, скользнув по нему равнодушным взглядом, снова уткнулась в «Советский экран», и молоденькая горничная с гудевшим над полосатой ковровой дорожкой пылесосом отвернулась от него вполне обыденно, будто сталкивалась с ним в этом коридоре трижды в день. «Они думают, я свой, — сообразил он. — Ошибаются, больше меня они здесь не увидят».
Едва он пристукнул костяшкой в дверь, как она распахнулась, будто за ней его давно с нетерпением поджидали. Альберт, без слов и звуков, жестом предложил ему войти. «Привет», — прозвучало от него уже в номере, следом, без промедления, на его лице нарисовалась неяркая улыбка и одновременно протянулась в сторону Саши рука с алчно открытой ладонью. Саша смекнул — сложенный вчетверо листок из-за пазухи был аккуратно спроважен комитетчику, который, удовлетворенно кивнув, предложил гостю присесть.
Пока он читал, Саша украдкой стрельнул глазом по «Сейке» — было четверть восьмого. «К восьми должен успеть», — подумал Саша.
— Спешите? — спросил вдруг Альберт.
— Да нет… — замешкал с ответом Сташевский, немало удивленный тем, как занятый чтением Альберт ухитрился его застукать. — Так…
— Не волнуйтесь, — сказал Альберт. — Она подождет.
Что-то невразумительное гугукнул в ответ Саша, еще раз шарахнутый тем, как, оказывается, прозрачна его личная жизнь.
Установилась тишина, в которой остро стучало его сердце. Саша тупо смотрел в пол. «Скорей бы уйти и забыть. Забыть все, с самого начала. Всю собственную глупость, идиотское мое согласие и вообще», — думал он.
— Чаю?.. — спросил Альберт, вскинув свой острый нос.
— Нет. Спасибо, — сказал Саша.
— А написали вы, Александр Григорьевич, здорово, — сказал Альберт. — И выводы ваши, в общем, совпадают с нашими. Макки — та
— Спасибо… Я могу идти?
— То есть как? Уже? Нет уж, вы посидите, посидите, Александр Григорьевич.
— Так задание разовое было. Я вроде все сделал.
— Выходит, мы друг друга, Александр Григорьевич, не совсем правильно поняли. Я объясню: задание разовое и называется «Аббас Макки». Добивайте его до конца — раз уж начали так удачно. Это и есть ваше разовое задание. Вы поняли?
«Коготок увяз…» — вспомнил Сташевский, и боль резанула его по пупку.
— Я не смогу… Понимаете, у меня со временем плохо. У меня работа, родители… Я вот-вот женюсь!..
— Прекрасно. Нормальная семья, работа и настоящая женитьба — куда лучше? Очень солидная легенда для разведчика. Кстати, можете пригласить на свадьбу Аббаса, чтобы убедился, что все у вас настоящее…
— Да, но… нет, …я не готов… Кстати, вот ваши деньги, не успел потратить… — Саша выложил на стол две купюры с Ильичом.
Альберт не обратил на деньги внимания.
— Жаль, очень жаль!.. — чуть поднял он голос. — Значит, все-таки мы в вас ошиблись. Не хотите — не надо, никто вас неволить не будет, времена не те.
— Понимаете, Альберт, я хотел бы объяснить…
— Не надо, я не девушка, словам не верю. Откажитесь. Если вы трусите, если вы не патриот — вы правы, лучше отказаться сразу.
— Я не трус!
— Вам так только кажется, на самом деле главная причина вашего отказа — страх. Случай типичный: мужчины у нас сперва хорохорятся, а потом, извините, пускают по ногам. Мы думали, вы прирожденный разведчик, бывают, знаете, такие герои, рождаются иногда. Ошиблись. Всего хорошего. До свидания. Бумажку свою заберите…
Протянутая Саше бумага с отчетом снова, как живая, вибрировала в воздухе.
Это был удар. Требовалось перевести дух.
«Возьми бумажку, скажи спасибо, скажи извините, скажи, что не хочешь, сваливай к Светке и все забудь, как и не было. Классно все обошлось», — подсказывал ему разум.
«Если ты не мудак, не пались, не ссорься с ними, лучше согласись; позже, не сейчас, ты их все равно перехитришь, переиграешь талантливо и тонко, ты сможешь», — продиктовало ему подсознание.
Разум или инстинкт — что-то из них должно было в нем победить; сам он в тот момент был никчемен, безволен, пластилин, мягкая игрушка.
— Что я должен делать? — спросил, наконец, Саша и понял, какая сила в нем взяла верх.
Альберт размягчился, пластмассовая расческа, несколько раз развалив пробор, помогла ему справиться с позитивными эмоциями; он извлек из розовой папки и выложил перед Сташевским заранее заготовленный бланк.
— Вот тут, пожалуйста, распишитесь, Александр Григорьевич.
— Что это? — спросил Саша, хотя уже успел сфотографировать взглядом то, что ему предлагают подписать. — Нет, зачем это? Не надо.
— Пустая формальность, Александр Григорьевич, так начальство требует. Вот здесь, пожалуйста, после слов «…в добровольном порядке… оказывать услуги и сотрудничать…».
— Не буду я ничего подписывать, — твердо, как ему казалось, сказал Саша. — Нет.
— Александр Григорьевич, — очень спокойно сказал Альберт, протягивая ему ручку. — Еще одно слово — я выставлю вас отсюда раз и навсегда. Соску сосать. Только не пожалейте потом. Горько не пожалейте.