Отвергнутая целительница для Дракона

Берг Александра

– Обещай, что подумаешь над моим предложением! – не сдавался отец.

Я улыбнулась. Легко и непринуждённо, как прежде.

– Хорошо, – ответила я. – Обещаю, что подумаю.

Отец в который раз обнял меня и со спокойной душой отправился на кухню.

С наступлением завтрака, дабы лишний раз не нервировать тётю Ванду, я укрылась в оранжерее. Сквозь стеклянные стены и ограду открывался отличный вид на покрытую булыжником подъездную дорожку. Я всё ещё не теряла надежды, что вот-вот появится посыльный с письмом.

Время тянулось мучительно

медленно. Солнечные лучи играли на стёклах оранжереи, наполняя пространство светом, но они не могли прогнать гнетущее чувство неопределённости.

Примерно около полудня, когда тени от деревьев стали длиннее, а воздух наполнился прохладой, к оранжерее подошла тётя Ванда.

Холодная и гордая. Боги, казалось, что даже внешне мы с ней были похожи. Те же зеленые, миндалевидные глаза, вьющиеся светлые волосы, ямочки на щеках… Вот только её ямочки увидишь нечасто, потому что тётя Ванда улыбалась крайне редко.

“Неужели я стану такой же, когда доживу до её лет? ” – промелькнула мысль.

В голове сам собой нарисовался неясный образ скверной, всегда недовольной женщины, третирующей соседскую детвору.

Бр-р-р-р… От одной мысли об этом по телу пробежали мурашки.

– Здравствуй, Кара, – произнесла тётя, кутаясь в шерстяную шаль.

На небе не было ни облачка, светило яркое солнце, но осень перешагнула свою середину, и сейчас на улице стоял лёгкий морозец. Пар из-за рта был явным намёком на приближающуюся зиму.

– Добрый день, – пробурчала я, так и не удосужившись подняться с колен.

Спина затекла, ныла от долгого неловкого положения, но я упрямо продолжала копаться в земле. Всё утро я посвятила наведению порядка возле хозяйственных построек и оранжереи: убрала отцветшие головки роз, бережно выкопала луковицы тюльпанов, готовя их к долгому зимнему сну, проредила разросшиеся кусты малины, собрала в пучки душистые корни алтеи, чтобы потом развесить их под крышей.

Конечно, всё это можно было сделать гораздо быстрее, одним взмахом руки, с помощью магии. Но в академии нам всегда говорили, что настоящая магия – в кропотливом труде, в умении чувствовать податливую землю, шелест листьев, тепло солнечных лучей. Да и мне самой нравилось – работа успокаивала, позволяла хоть ненадолго забыть о боли, терзавшей душу.

Однако тёте подобное рвение явно было не по нраву. Одного её взгляда на мои руки, испачканные землёй, хватало, чтобы понять это. Я заметила, как брезгливо скривились её тонкие губы, как высокомерно она закатила глаза, услышала тяжёлый вздох, полный невысказанного упрёка…

Я уже внутренне сжалась, готовясь услышать знакомую тираду о том, что дочь помещика не должна ползать на коленях и копаться в земле, словно невежественная крестьянка. О том, что моё занятие – неподобающее, недостойное леди…

Но тётя, к удивлению, промолчала.

Может, она была просто не в настроении отчитывать меня? Или, быть может, решила, что сейчас не время для нравоучений? А может, это я просто придираюсь к ней, видя упрёк там, где его нет?

Я не забыла,

что именно тётя Ванда взвалила на свои плечи всю тяжесть последствий сорвавшейся свадьбы. Пока я разрабатывала план мести, тётя Ванда собственноручно написала всем приглашённым родственникам письма с извинениями, сообщая о том, что свадьба не состоится. Она же отправилась к портному, чтобы сказать, что от платья решено отказаться. Кроме того, она добилась, чтобы нам вернули часть денег! И, наконец, именно тётя Ванда отправилась в церковь, чтобы официально отменить венчание… Хотя, как оказалось позже, этого можно было и не делать: Генри сам озаботился этим вопросом. Священнику, в сущности, без разницы, кто именно из невест пойдёт к алтарю. Главное – церемония состоится, как и запланировано…

Взгляд тёти Ванды скользнул по моим владениям: по опавшей листве, укрывшей землю золотистым ковром, по хаотично разросшимся кустам роз, по забытым граблям у забора. Свой взгляд она остановила на покосившейся табуретке, стоявшей неподалёку от оранжереи.

Взмахом руки тётя приставила его к себе.

– Можно с тобой поговорить, Кара? – спросила она.

– Аккуратней, – я выпрямилась, вытерев руки о передник. – У неё ножка вот-вот отвалится. Не хватало ещё, чтобы вы упали в кучу листьев и испачкались.

Ножка держалась на честном слове и на ржавом гвозде, грозя вот-вот окончательно сломаться. Но тётя Ванда, словно не слыша моих слов, опустилась на табурет.

– Отец мне всё рассказал, – продолжила она. – И, знаешь, я думаю, это неплохая идея.

– И что именно он вам рассказал? – не поняла я, нахмурившись.

– О том, что ты хочешь погостить у меня и тёти Беатрис.

– Я? – вырвалось у меня, и я на мгновение прикрыла глаза.

Вот же… папа…

– Я ещё думаю над этим, – процедила я сквозь стиснутые зубы.

– А что тут думать? – ахнула тётя Ванда, взмахнув руками, и в тот же миг послышался предупреждающий треск.

Табуретка, не выдержав накала ситуации, издала последний вздох и зашаталась, однако тётушка с ловкостью престарелого акробата успела вскочить на ноги.

Как я и сказала – ножка с протяжным хрустом, похожим на предсмертный крик, проломилась.

Мы какое-то время молча смотрели на обломки некогда служившей нам мебели.

– Кара, – первой тишину нарушила тётя, её голос звучал удивительно спокойно. – Поездка, действительно, неплохая идея. Аннабет и Флора будут рады тебя видеть.

Кузины? Будут "рады" меня видеть? Вот уж враки! Да эти две вредины меня на дух не переносят! В детстве сестрички-близняшки только и делали, что насмехались надо мной, придумывали обидные прозвища, язвительно комментируя мой рост – будто я сама выбирала, насколько тянуться вверх! А я… ну а что я? Я в долгу не оставалась, разумеется.

Наше "общение" всегда напоминало поле боя, а не идиллические семейные посиделки.

И поехать к ним сейчас… после всего, что случилось…

Перспектива рисовалась не самая радужная, мягко говоря.