Отвергнутая целительница для Дракона
Шрифт:
– Смитэрс, – резко бросил он, обратившись к появившемуся на пороге дворецкому, – принесите в кабинет бутылку бренди и бокал! Кара? – видимо, только сейчас отец заметил меня, притаившуюся за тяжёлой бархатной занавеской.
– Да…
– В мой кабинет! Живо! – голос родителя разнёсся по дому, словно раскат грома.
Сглотнув застрявший в горле ком, я послушно последовала за отцом. Сердце бешено колотилось в груди, грозясь выпрыгнуть наружу. Похоже, сегодняшний взрыв гнева в доме Генри не прошёл для нас бесследно…
–
Я молча подчинилась, чувствуя на себе его недобрый взгляд. В комнате повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь размеренным тиканьем старинных часов на стене, отсчитывающих не только время, но и приближение чего-то неизбежного.
Через какое-то время дверь скрипнула, заставив меня вздрогнуть.
Тётя Ванда?
Сердце на миг замерло, но нет, слава богам, это был всего лишь Смитэрс с подносом в руках.
Отец коротко кивнул, давая молчаливое разрешение войти и, дворецкий, стараясь ступать как можно тише, поставил поднос на стол и бесшумно удалился.
Отец, не говоря ни слова, налил себе полный бокал бренди, одним глотком осушил его и, слегка поморщившись, поставил на стол.
– Кара, – наконец произнёс он, садясь в глубокое кресло, – я, конечно, всё понимаю… Сорванная свадьба… Генри повёл себя… неблагородно, мягко говоря, но… – он потёр виски, словно его пронзила внезапная головная боль. – Какого чёрта?! – внезапно взорвался отец, голос его стал жёстким. – Что на тебя нашло? Зачем, скажи на милость, ты напала на его невесту?
– Я… нет… На неё я не нападала! – пролепетала я, сжимая похолодевшими пальцами кружевной край платья.
– А на кого ты, по-твоему, напала?! – рявкнул отец, теряя остатки самообладания.
– На Генри, – прошептала я, потупив взгляд. – Но он… он выставил щит, и часть отражённой энергии попала в… Агату, – в памяти всплыло имя брюнетки. – Тут скорее Генри виноват. Он применил неправильное заклинание, в таких узких помещениях нельзя…
– Кара! – отец с такой силой ударил кулаком по столу, что бокал подпрыгнул, звеня, а я в ужасе съёжилась в кресле. – О чём ты только думала? – он откинулся на спинку кресла, устало прикрыв глаза. Казалось, его только что покинули все силы. – Ты хоть знаешь, кто она такая?
– Богатая вдова, очевидно… – пробормотала я, не понимая, к чему он клонит.
– Ты смеёшься надо мной?!
Я испуганно помотала головой, боясь даже дышать.
– Агата Спенсер… – голос отца стал привычно тихим и спокойным. – Герцогиня Ла—Фарте и троюродная кузина короля.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Целая герцогиня! А у Генри губа не дура… Вот только зачем он ей? Генри, конечно, красавец, каких поискать. Светлые вьющиеся волосы, зелёные глаза в обрамлении длинных ресниц. Высокий, статный, широкоплечий. К тому же маг. Вот только беден, как церковная мышь.
– Ты должна принести извинения, –
– Что? – я даже икнула от возмущения. – Да он же…
– Герцогиня написала на тебя заявление, – перебил меня родитель. – Нам повезло, что капитан полиции – мой старый друг. Нам с ним удалось убедить её, что это просто досадное недоразумение.
– Генри назвал меня помешанной! – взорвалась я, вскакивая с кресла. – Сказал, что наша свадьба, плод моей больной фантазии!
– Либо будешь просить прощения, либо у тебя заблокируют магию на пять лет, – ледяным тоном отрезал отец. – Выбирай.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как камни, брошенные в тихую заводь. Как я могла отказаться от своей магии? На целых пять лет! Мне становилось дурно от одной только мысли об этом. А оранжерея? Нежные бутоны экзотических цветов, капризные лианы… Без моей заботы, без подпитки силой они просто увянут, превратятся в безжизненные плети, обвивающие пустые опоры.
Выбор без выбора…
Я безвольно опустилась в кресло, чувствуя, как мягкая обивка становится похожа на колючую проволоку.
– Хорошо, – прошептала я, боясь, что более громкий звук разорвёт меня на части. – Я попрошу прощения у герцогини.
– Не только у неё, – раздался голос отца. – У Генри тоже.
Мир качнулся перед глазами. Я почувствовала, как по щеке скользнула горячая слеза, но я тут же смахнула её, не желая давать волю слабости.
Отец, должно быть, шутит? Не может он говорить всерьёз! Но холодный, отстранённый взгляд, которым он одарил меня, не оставлял места для надежды.
Генри… Это имя отозвалось во мне острой болью. Я была готова глаза ему выцарапать! А теперь придётся извиняться?
– Отец, пожалуйста, не заставляй меня…
– Поверь, мне это тоже не нравится. Но таковы условия. Герцогиня непреклонна.
– Я не могу, – прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает удушающий ком. – Это слишком унизительно.
Отец тяжело вздохнул. Его взгляд смягчился, он встал со своего места и присел рядом со мной на подлокотник кресла.
– Кара, я понимаю, как тебе тяжело. Генри поступил подло и, поверь, я бы с удовольствием собственноручно преподал ему урок. Но сейчас не время для гордости. Подумай о своём будущем, о том, что ты можешь потерять.
Я молчала, пытаясь сдержать слёзы. Отец был прав, но от этого не становилось легче.
– А что, если… – начала я, неуверенно теребя край платья. – Что, если я извинюсь перед герцогиней, но не перед Генри? Может быть, этого будет достаточно?
– Прости, – покачал он головой, – что не уберёг тебя от него.
– Я сама во всём виновата, – смахнув навернувшиеся слезинки, я встала. – Нужно отвечать за свои поступки.
“К тому же…” – прошептала я про себя. – “Месть, это блюдо, которое подают холодным”.