Отвергнутая. Игрушка для Альф
Шрифт:
— Ну? — спрашиваю я. — Видите.
Прижимают зубы и обнажают резцы.
— Я так понимаю, что нет.
Волчица обегает Анрея и Эрвина по кругу, а затем всполохом солнца сворачивает в мою сторону.
— Нет, даже не думай! — рявкаю я и отступаю.
Несколько решительных прыжков, и эта солнечная гадина ныряет в мою грудь вспышкой света и жара.
Путаюсь в простыне, заваливаюсь назад и с коротким удивленным воскликом падаю на мягкую траву.
Ко мне кидаются Эрвин и Анрей. Заглядывают в мои глаза, отпихивают
В этой возне они сбрасывают шерсть и обращаются в двух настороженных мужчин. Волчице они нравятся.
Ее звериное любопытство переплетается с моим девичьим смущением от изумленных взглядов в теплое волнение.
— А теперь видите? — я сажусь.
— Видим, Ягодка, — Анрей касается подбородка и разворачивает мое лицо к себе.
— И что видите?
— Хороший вопрос, — Эрвин тянет меня к себе, вглядываясь в глаза. — Такого не должно быть.
Я чую его острый и терпкий запах. И я в нем улавливаю кроме возбуждения эмоции. Удивление, любопытство и растерянность. Поддаюсь в его сторону и тяну носом воздух у его шеи, чтобы убедиться, что я не схожу с ума.
Да, у эмоций есть запах.
А вкус?
Мое ли это желание сейчас лизнуть Эрвина? Или солнечной волчицы, что разлилась по телу вибрирующим светом?
Да что там лизнуть? Я хочу облизать его если не полностью, то хотя бы лицо, чтобы он знал, как я рада знакомству.
— Ягодка, — шепчет Анрей.
Я разворачиваюсь к нему с широко распахнутыми глазами. А еще мне не терпится бегать. Но не на ногах, а на четырех лапах. Это, наверное, так увлекательно.
— Вытащите ее из меня, — шепчу я, помахивая воображаемым хвостом, которого у меня нет, а после облизываюсь. — Жуть какая.
Анрей расплывается в улыбке:
— Ты такая милая сейчас.
— А вот и нет.
Близнецы переглядываются и через мгновение отскакивают от меня белыми волками. Вскидывают морды, косят на меня голубые глазищи, нетерпеливо перебирают лапами, чтобы затем обежать по святилищу круг.
Я хочу кинуться за ними. Меня рвет от желания попрыгать по траве, поваляться на спинке и покусать пушистые бока в игре.
Но лап и клыков у меня нет, а глупый человек в простыне не слушается и власти над ним нет никакой, потому что мы никак не связаны.
Волчица выныривает из меня, а затем опять с оскалом прыгает в меня.
Злится и жжет грудь огнем, будто я съела ведро жгучего перца.
— Уходи, — прижимаю ладонь к груди. — Это мое тело. Мое…
Анрей с рыком подскакивает ко мне, я его отпихиваю и отползаю, а он смыкает пасть на ладони. Его Зверь хочет выпустить волчицу на волю, на мягкую траву и увидеть не только ее отсвет в моих глазах.
Я даже боли не чувствую. Лишь вижу кровь, которая капает с нижней челюсти Анрея. Злобно всматривается в глаза и утробно урчит.
Затем в его волчьих очах пробегает недоумение, и он раскрывает пасть. Одергиваю окровавленную руку, с криком
— Отвалите!
— Нет, Эрвин! — Анрей мохнатым и мускулистым чудищем кидается на него, валит с лап и прижимает к траве. — Нет! Если ты ее укусишь…
Мои всхлипы обращаются в требовательные подвывания, и Эрвин в ярости скидывает с себя Анрея, чтобы ринуться ко мне злобным зверем.
— Нет!
Клыки Эрвина вонзаются мне в пятку, когда я хочу пнуть его по его волчьему носу. Оба замираем, глядя друг другу в глаза.
— Проклятье, — шепчет голый и взлохмаченный Анрей на траве.
Руку и ногу пронзает боль, которая затем расходится по телу сильной судорогой. Она пробивает позвоночник раскаленными прутьями.
Под мой визг, что оглушает меня, стены святилища вспыхивают, переливаются и вибрируют. Мышцы и кости деревенеют, а затем будто плавятся, и опять их схватывают судороги.
Меня словно кинули в каменную дробилку. Захлебываюсь в слюнях, слезах и криках.
— Да твою ж мать, Эрвин!
— А ты будто ни при чем! У нас с тобой один Зверь на двоих, идиот! Ты кусаешь! Я кусаю!
А затем волна боли уходит в живот под мой очередной крик, рвет внутренности, а затем, будто свернувшись калачиком, затихает.
— Ягодка? — чувствую теплые руки Анрея на лице. — Эй…
— Она ушла? — едва слышно спрашиваю я. — Да? Скажите, что ушла… Что я все еще человек…
Поднимаю окровавленную ладонь и кошу на нее отчаянный взгляд. Укус затягивается в крошечные дырочки, которые розовеют в свежие рубцы.
— Вот черт, — шепчу я и отпихиваю пятерней от себя лицо Анрея, — какие же вы сволочи… Еще и кусаетесь… ненавижу вас… — всхлипываю и отползаю от Анрея кустам. — Кто бы вас покусал… Да так чтобы до костей…
Тянусь к простыне дрожащей рукой, которую я роняю от слабости. Меня к траве придавливает дикая сонливость.
— Ягодка, — слышу голос Эрвина, который сильными руками подтаскивает меня к себе. — Некуда бежать.
Глава 37. Слава Матери!
С трудом разлепляю глаза. Неуклюже поднимаюсь, подтягиваюсь, выгнув спину и пригнувшись мордой к траве. От затылка до кончика хвоста пробегает приятное напряжение и отпускает мышцы.
Так.
Замираю.
До кончика хвоста?
Медленно и со страхом оглядываюсь.
Хвост. Песочный и с рыжеватыми подпалинами. Машет, будто здоровается со мной.
— Ну, привет, — раздается мрачный голос Верховного Жреца, и аж подпрыгиваю от неожиданности и с рыком падаю, потерям равновесие. — Ага, давай еще тут порычи на меня.
Я на поляне, надо мной — ночное небо, растущая луна и звезды. И лицо недовольного Жреца.
— Я не виновата.
Вместо слов выходит невнятное обиженное ворчание. Язык в пасти меня не слушается и еле ворочается.