Отвергнутые воспоминания
Шрифт:
Художники и писатели обычно начинают испытывать тревогу значительно раньше, чем все остальные. Они видят нечто такое, что другим еще недоступно, они осознают и предчувствуют то, чего другие еще осознать и предчувствовать не в состоянии. Кафка описывает, насколько ничтожным бывает маленький человек в огромном механизме. В своей новелле «В исправительной колонии» Кафка обращает внимание на наиболее употребительные выражения о жестокости. Книги, фильмы и другие произведения мастеров искусства обогащают память, привносят в настоящее вдохновение. Мне помогали Франц Кафка и Эрих Мария Ремарк. А также Имре Кертес, который в своих художественных произведениях биографического жанра изображает
Представитель тирании делает все для того, чтоб истребить любые свидетельства о том, что раньше жизнь была лучше. Потому и нижеследующий рассказ – это скорее документ человеческой памяти, который вырос из тоски по свободе и идеалам, рождающим революции и художественные произведения, откуда люди черпают жизненную силу и которые оставляют свой след в их подсознании. И даже тогда, когда, казалось бы, все исчезает в безмолвии, они остаются и при первой же возможности, подобно сновидению, напоминают о себе оставшимся в живых наследникам. Чтобы, опираясь на память, не потерять в хаосе истории преемственность.
Перед нами совершенно новая возможность трактовки истории. Уже не предопределенные истины, а их последствия; уже не события, которые помнят, а оставленный ими след. Как выразился Франсуа Досс (Francois Dosse), события важны не только как отдельные факты, и прошлое важно не только потому, что оно было. Важно то, как появилось и передавалось это прошлое. В этом процессе стоит спросить себя, чего достойна правда без верности памяти и верность памяти без правды. Эти два измерения могут быть соединены в тексте.[13]
К СВОБОДЕ И СВОЕЙ РЕСПУБЛИКЕ: ВСПОМИНАЕТ ЭЛЬСБЕТ ПАРЕК
Эстонцы до 1917 года были лояльными подданными Российской империи. Эстонии удалось отвоевать свою самостоятельность благодаря тому, что в России, как и в Германии, вспыхнула революция – оба давнишних угнетателя эстонцев были ослаблены изнутри. Демократическая Февральская революция в России вынудила царя Николая II отречься от престола, было создано Временное правительство, давшее национальным меньшинствам царской империи право на самоопределение.
Это время в своих тетрадях воспоминаний запечатлела историк и культуролог Эльсбет Парек, дочь которой – Лагле Парек – в годы советской власти была известным диссидентом и политзаключеной. После восстановления Эстонией независимости Лагле Парек была министром внутренних дел.
Эльсбет Парек описывает, как в феврале 1917 года местная газета «Пяэвалехт» активно и смело поддерживала новую власть.
Для человека моего возраста самой интересной была непосредственная реакция на события в школе. За
В марте 1917 года, после вестей о революции, события в Таллинне получили новый толчок. Под предводительством матросов, люди собрались в Старом городе у знаменитой башни XVI века Толстая Маргарита, где в то время находилась известная тюрьма политзаключенных (в настоящее время здесь располагается Морской музей). Собирались освободить всех политзаключенных, все были в возбуждении. Мать Эльсбет Парек, актриса, была не из робких и взяла с собой и дочь, чтоб стать частью этой атмосферы и духа свободы.
Я никогда не забуду эту картину, когда мы вышли со своего двора на улицу. Во мраке мартовского вечера на Тоомпеа полыхал огонь. Меж средневековых стен замка Тоомпеаской тюрьмы полыхал пожар, искры и дым от которого поднимались высоко к небу. Мощное пламя должно было быть видно далеко-далеко. Слышали, что горят все тюрьмы – башня «Толстая Маргарита», в Ласнамяэ, на улице Вене. Картина была потрясающая, но страшно не было. Никакого чувства ужаса не помню. Скорее наоборот – было чувство торжества и романтики. Этой ночью на Тоомпеа правил огонь, окрасивший все небо заревом. Впервые в жизни наблюдала за пожаром, который не тушили, а спонтанно поджигали …
Громились отделения милиции и здания суда. Городские улицы были полны парившими на ветру полусгоревшими документами. Сцен насилия не было заметно. В одной из воинских частей были расстреляны офицеры – применение такого насилия открыто осудил и только что созданный Совет солдатских депутатов. Я целыми днями находилась на улице и следила за событиями. Ни одного выстрела мне в эти дни не удалось услышать, не удалось увидеть и ни одного трупа. На следующий день прочитали в газете о новом Временном правительстве.
10 марта отмечался всеобщий день свободы. /…/ Вся Петровская площадь (в настоящее время Вабадузе вяльяк), все улицы, ведущие туда, и склон холма Харьюмяги были черны от народа. Никогда раньше я не видела такой массы людей. Погода была прекрасная, светило солнце. Складывалось впечатление, что горожане собрались все как один, и у всех красные ленточки на груди. Помню, как готовили их у нас дома. И вправду, в стороне от этой радостной революционной демонстрации оставались лишь наиболее консервативные элементы: остзейское дворянство и высшие государственные чиновники, связанные с царской властью и старым порядком. По мнению всех остальных, они порвали со старым режимом угнетателей.[15]
Эстонцы были первыми, кто в том же году на конгрессе, состоявшемся в Тарту 24–26 марта 1917 года, приняли законопроект об автономии Эстонии, который был отправлен Временному правительству. Временное правительство видело, что требования эстонцев завышены, и сомневалось. Чтобы ускорить процесс и продемонстрировать силу, эстонцы Петрограда – солдаты и штатские – всего около 40 000 человек (из них 15 000 солдат), организовали митинг перед зданием Государственной думы, где снова были провозглашены требования местного совета.