Отвергнутые воспоминания
Шрифт:
В декабре 1917 года большевики арестовали Константина Пятса, судьей был Виктор Кингисепп. Пятс был обвинен в саботаже и приговорен к аресту на один месяц. Вслед за освобождением его снова арестовали, но в результате всеобщего недовольства в ту же ночь освободили.[19] Вскоре Пятса арестовали немцы.
Юри Вильмс, вероятно, был арестован на финских островах, по пути в Финляндию. Немцы расстреляли его на территории сахарного завода в Хельсинки, в настоящее время недалеко от этого места находится здание Финской национальной оперы. Политические и военные руководители Эстонии были вынуждены уйти в подполье.
Немцы занимали территорию Эстонии до 3 марта. Немецкая оккупация эстонской территории продолжалась до конца ноября 1918 года. Целью немцев было объединение
Процесс онемечивания начался и в сфере культуры. В ноябре было провозглашено Балтийское герцогство, но было уже поздно. Компьенское перемирие, заключенное 11 ноября, завершило Первую мировую войну, Германия покорилась. По условиям перемирия немцы должны были оставить завоеванные территории (в т.ч. и Эстонию).
Правительство Эстонии за границей во главе с Яаном Тыниссоном действовало успешно – уже в мае 1918 года Эстонию признала de facto Великобритания, затем Франция и Италия.
Положение эстонского правительства было сложным. Надо было восстановить железнодорожный транспорт, обеспечить продуктами города, создать армию. Последняя задача была самой важной.
13 ноября 1918 года Россия денонсировала все договоры, заключенные с Германией. Тем самым Россия односторонне денонсировала договор, заключенный 27 августа 1918 года, где она отказывалась от своих прав на Эстонию. Было ясно, что советское правительство стремится восстановить с военной помощью границы Российской империи 1914 года.
16 ноября 1918 года главнокомандующий Красной армией Иоаким Вацетис дал приказ о вторжении на Запад. Чтоб создать в глазах мировой общественности видимость гражданской войны в Эстонии, в Петрограде был создан Эстонский Временный революционный комитет, состоявший из эстонских большевиков. 21 ноября он издал указ, по которому эстонское Временное правительство признавалось незаконным. Тем самым не было никакой надежды на соглашение, и Эстонская Республика с оружием в руках должна была защищать свое существование.
III
Рассказы об Освободительной войне, память о ней и ее участниках в Советской Эстонии были запрещены, ибо это были воспоминания о независимой Эстонии со своими мифами, традициями и символами, и, что особенно важно, с правовой системой, совершенно отличной от той, что действовала в Советском Союзе. Эти воспоминания стали нежеланными и почти что исчезли, так как полвека находились под гнетом советской власти, его периодически нарушали лишь спонтанные выступления студентов. Несмотря на запреты, наказания и слежку органов КГБ, студенты Тартуского университета ходили 24 февраля на расположенную на Раадиском кладбище могилу (каким-то чудом сохранившуюся) героя Освободительной войны Юлиуса Куперьянова, возлагали цветы и зажигали свечи. Кое-где поднимали и сине-черно-белые национальные флаги. Это было сопротивление тотальной советизации и амнезии. Разумеется, оно не оставалось без наказания советскими репрессивными органами.
После советских (1940–1941 и 1944–1991) и немецкой (1941–1944) оккупаций в Эстонии было много одиночества и бесприютности. Часть умолчанного потому и останется навеки невысказанным.
Беженцы в Таллиннском порту в сентябре 1944 года
Этот потускневший исторический след в идентичности эстонцев интересует меня с разных аспектов, я пытаюсь найти его, чтобы и
Революция и Освободительная война интересуют меня и потому, что в них участвовали национальные меньшинства Эстонии. Эстонские евреи, русские и шведы, которые позднее, после начала советской оккупации, были сосланы в лагеря Советского Союза. Моя бабушка по матери, Хелене, знала русских староверов, репрессированных советской властью за их участие в Освободительной войне и деятельность на благо Эстонской Республики. Когда в 1948 году НКВД арестовал мою маму и ее сестру-близняшку, бабушка поспешила в соседнюю деревню к своим друзьям-староверам, которые собрались перед своими иконами и молились за ее детей. Работая над своим фильмом и изучая архивные документы, я открыла для себя, что эти люди несли в себе важнейшие этические ценности, благодаря которым стала вообще возможной независимость Эстонии.
Русские староверы появились на территории Эстонии в результате гонений в 1650-х годах, когда патриарх Никон и царь Алексей Михайлович предприняли церковную реформу. В этих вопросах меня просвещала исследовательница культуры русских староверов и учительница русского языка Аполинария Репкина, уроженка деревни Муствеэ на побережье Чудского озера. Она помогла мне понять принципы демократии, закодированные в учении староверов, и истолковала мне суть морали староверов, направленной против власти насилия и политической деятельности, обрекающей на предательство. Староверы знали, что политику нельзя объединять с властью. Старообрядцы считали себя рабами бога, а не его наместниками, обладающими неограниченной властью. Отношение большевиков к староверам и вообще к церкви было еще более жестким, нежели царское. Таким образом, к началу Освободительной войны староверам не оставалось ничего, кроме надежды на то, что в независимой Эстонии они могут дышать свободно. В 1990-х годах я подготовила для Эстонского телевидения (ЭТВ) документальную передачу «Народ деревни Раякюла» о культурном и певческом наследии староверов, где в числе прочего открыла для себя «молчаливую мудрость» староверов – философию иконографии – учение о добре, святом и зле. Староверы подчеркивали, что годы Эстонской Республики (1918–1940) были в их истории самыми счастливыми, так как было прекращено политическое гонение, у них был свой депутат в Рийгикогу.
Аполинария Репкина перед старообрядческим монастырем в деревне Раякюла в начале 1990-х годов
Нельзя не рассказать и о поселившихся в Эстонии евреях, которых в царской Россия постоянно преследовали. По данным моего друга, издателя и исследователя культуры эстонских евреев Эльхонена Сакса, в Освободительной войне приняло участие около 200 добровольцев-евреев, в том числе 12 врачей. Пользуясь возможностью, я называю имена этих замечательных людей: Эсре Добрушкес (служил во 2-м батальоне 1-го полка), Мозес Эпштейн, Давид Франк (госпиталь 2-й армии), Носсон Генс (3-й пехотный батальон), Юлиус Кахн (бронепоезд), Макс Кломпус (3-й артиллерийский батальон), Якоб Кропман (батальон школьников), Зигфрид Мирвиц (7-й пехотный батальон), Самуэль Поликовский (бронепоезд, старший врач партизанского батальона), Йозеп Рубанович (бронепоезд номер 3), Мориц Шуман и Хирс Шварц. Эльхонен Сакс, помнящий об Эстонской Республике довоенного периода, вспоминает, что демократическая национальная политика Эстонии вызывала в евреях, проживающих в других странах, чувство зависти. В Эстонии не стремились ассимилировать национальные меньшинства – шведов, русских, немцев, да и евреев, а старались интегрировать их. Этот опыт солидарности стерла история со своим террором.