Отверженный III: Вызов
Шрифт:
— Какой Роман?
— Тот самый. Проснись, пожалуйста! Мне нужна твоя помощь.
— Андреев? Это ты? — похоже, Арина начала просыпаться.
— Да, это я. И мне нужна твоя помощь!
— А ты откуда звонишь? Куда ты пропал так надолго?
— Неважно. Ты сейчас дома?
— А что?
— Арина! Просто отвечай на вопросы и делай, что я скажу! — я разозлился и практически заорал в трубку. — Я в опасности! Я тебе два раза жизнь спасал, вспомни, что Зотовы всегда отдают долги! Ты дома?
— Да.
— Фёдор
— Да.
— Беги к нему как можно быстрее и передай трубку! Поторопись!
Я немного накрутил, но иначе Арина могла бы «тупить» до утра. Из динамика послышался шум, через какое-то время глухой недовольный голос Зотова, сбивчивое объяснение княжны и наконец-то из трубки донеслось:
— Роман?
— Фёдор Сергеевич, здравствуйте! Я прошу Вас о помощи. Эта помощь нужна не только мне. Прошу Вас любым способом как можно быстрее разыскать Ивана Ивановича и передать ему, что я сейчас нахожусь на нашей пограничной заставе на белорусско-польской границе, — выпалил я в трубку.
— И всё?
— Этого достаточно.
— На какой именно ты заставе?
— Мне не говорят номер, еле уговорил, чтобы дали позвонить.
— Хорошо, я попробую сейчас дозвониться до Ивана Ивановича, — согласился Зотов.
— Фёдор Сергеевич, надо обязательно дозвониться! Вы ведь знаете, что просто так я не стал бы будить Вас среди ночи и не просил бы будить Ивана Ивановича. Но это дело государственной важности. Это дело такой важности, что я просто боюсь сказать лишнего по телефону.
— Я понял твой намёк. Не переживай, я найду Ивана Ивановича. Если не дозвонюсь, то подниму на ноги всех, но найду.
Зотов сбросил звонок, и я отдал телефон капитану и сказал:
— Благодарю за помощь.
Воробьёв положил телефон в карман, покачал головой и сказал довольно миролюбиво:
— И что мне с тобой дальше делать?
— Я полагаю, в ближайшее время Вам позвонят и скажут, что со мной делать.
— Ну тогда давай, что ли, действительно чаю попьём, пока не позвонили, — сказал начальник заставы. — А то я что-то перенервничал.
— Не откажусь, — ответил я и неожиданно понял, что после разговора с Ариной и её отцом я впервые с момента возвращения ко мне памяти полноценно ощутил себя не Робертом, а Романом.
Глава 28. Эпилог
Капитан встал из-за стола, прошёл в угол кабинета и включил электрический чайник, стоявший на небольшом столике. Пока закипала вода, Воробьёв достал из навесного шкафчика две чашки и пачку пакетированного чая.
— Тебе с сахаром? — спросил он меня.
— Без, — ответил я. — Но, если у Вас вдруг найдётся кофе, я вообще буду счастлив.
— Растворимый будешь?
— Любой буду.
— Сейчас поищу, где-то был.
Начальник заставы некоторое время копался в выдвижном
— Повезло тебе. Нашёл кофе. Три в одном.
«Лучше бы не нашёл», — подумал я, так как пить то, что нашёл Воробьёв, мне не хотелось, но после того как капитан перерыл весь шкафчик, отказываться было неудобно.
Вода в чайнике наконец закипела. Воробьёв заварил себе чай, судя по запаху с бергамотом, а мне выдал чашку с не очень приятно пахнущей жидкостью, отдалённо похожей на кофе.
— Благодарю! — сказал я, взял чашку и сделал небольшой глоток.
— Счастлив? — спросил капитан, причём сделал он это совершенно искренне.
— Почти, — ответил я и отпил ещё немного.
— Почему почти? — поинтересовался Воробьёв.
— Вот Иван Иванович перезвонит, буду абсолютно счастлив.
Некоторое время мы сидели молча, а затем я не удержался и задал вопрос, который интересовал меня с того момента, как ко мне вернулась память:
— Вы мне не скажете, как прошли выборы? Я давно не был в России.
— Выборы? — удивился капитан. — Какие выборы?
— Что значит, какие? — в свою очередь удивился я. — Выборы императора.
— Так не было их.
— Как не было?
— Вот так и не было.
— Почему?
— Потому что не до выборов — в стране, считай, гражданская война уже сколько идёт.
— Гражданская война? — я удивлялся всё сильнее и сильнее.
— Ну официально это называется операция по наведению конституционного порядка, но по факту война. Только ты Милютину не рассказывай, что я так сказал.
— Не расскажу. А кто с кем воюет?
Капитан прищурился и посмотрел на меня с подозрением.
— Ты точно не знаешь?
— Я Вам клянусь! Я очень давно не был дома.
— Петербург против федералов воюет. А если уж простыми словами говорить, то эльфы с людьми.
Эта новость шибанула меня совсем сильно, а капитан продолжил:
— Сейчас хоть перемирие уже несколько месяцев, а первый год совсем тяжело было — чуть ли не каждый день столкновения.
Тут я почувствовал, что мне стало как-то совсем нехорошо.
— Первый год? Вы не шутите?
— Я похож на шутника? — пробурчал начальник заставы.
— Извините, это я на эмоциях сказал. А какой сейчас год?
— Ты издеваешься надо мной?
— У меня была амнезия, — поспешил я оправдаться. — Я недавно пришли в себя и до этого момента был уверен, что сейчас две тысячи двадцатый год!
— Немного ошибся. На годик.
Я просто не мог в это всё поверить. Капитан, увидев моё искреннее удивление, достал телефон и протянул его мне, показывая экран. На экране светилась дата: четвёртое марта две тысячи сто двадцать первого года. Когда я делал звонки, то просто не обратил на это внимания.