Отверженный VII: Долг
Шрифт:
Все участники совещания были высокоуровневыми одарёнными, на каждом из них стояли всевозможные защиты. Эти защиты отлично справлялись с исходящими от магов эмоциями, но по алым светящимся глазам Воронцова и белому как мел лицу Валуева всем было понятно: глава московских орков и руководитель КФБ сдерживают себя уже с большим трудом.
Кесарь понимал позицию обоих. Прямой и вспыльчивый, как все орки, Воронцов был готов стоять на своём до конца. Он не желал отказываться от того, что было добыто ценой жизни его собратьев. Каким бы слабым и малочисленным ни был противник, многие русские орки погибли сначала при освобождении Пскова,
Романов знал, как орки ценят своих братьев по расе, и понимал, что Воронцов не отступит. К тому же московский орк испытывал просто жгучую ненависть к эстонским эльфам за всё, что те творили в отношении своих же орков на протяжении нескольких десятилетий.
Но и Валуева можно было понять. В отличие от Воронцова, который, будучи генеральным прокурором Российской Федерации, всё равно в первую очередь думал об орках, глава КФБ был настоящим государственным человеком и думал в первую очередь о стране, а уже потом о людях, орках и эльфах. Генерала мало волновали жители Эстонии, что орки, что люди; рассматривая любую инициативу, он пытался просчитать возможные последствия для России. И позицию руководителя КФБ кесарь не только понимал, но и разделял — присоединение Эстонии к Российской Федерации и превращение её в Эстляндскую губернию, было слишком рискованным мероприятием.
Ладно, Британия — она всегда выступала против всего, что делала Россия, и как бы русские ни поступили с Эстонией, англичане всё равно выразили бы своё недовольство. А вот отношения с немцами портить не хотелось; их чудом удалось сохранить после инцидента в Польше и проверять на прочность ещё раз было не самой лучшей идеей.
Священная Римская империя рассматривала Эстонию как свою потенциальную часть и вряд ли простила бы превращение этой территории в российскую губернию. Да и не нужна была России ни эта земля, ни этот миллион новых граждан. Других проблем хватало.
Но с другой стороны, Романов понимал, что победить напавшего на тебя врага, захватить его страну, а потом не закрепить этот успех — такое могли посчитать слабостью. Или трусостью. И неизвестно, какой из вариантов хуже: если Россия присоединит Эстонию, все будут её ненавидеть, но при этом считать сильной и, возможно, не рискнуть на неё напасть, а если не присоединит, то лишнего повода к ненависти не будет, но зато Россию посчитают слабой и могут напасть. Выбор у кесаря был непростой.
В сложившейся ситуации вариант — создать в Эстонии марионеточное государство был не таким уж и плохим, это решило бы многие проблемы: позволило показать силу и оставило место для манёвра. Протекторат над зависимой Эстонией можно было в любой момент обменять у немцев на какую-либо уступку со стороны Священной Римской империи. И это было бы нормально, никто не посчитал бы это слабостью, разве что Воронцов возмутился бы.
А вот Эстляндская губерния в случае её создания и включения в состав Российской Федерации — это уже другое дело. И стоило сто раз подумать, прежде чем решаться на такой шаг. Марионеточное государство однозначно было лучшим решением, если бы не одно «но», делавшее этот вариант неприемлемым — Воронцов собирался лично курировать это государство, а это уже походило на самостоятельную внешнюю политику Москвы. Такую бомбу замедленного действия подкладывать под свою страну кесарь Российской Федерации никак не мог.
Ситуация сложилась если не безвыходная, то очень-очень
Из размышлений кесаря вывел голос главы столичного департамента КФБ.
— Игорь Константинович, — произнёс довольно долго молчавший Милютин. — Прежде всего хочу сказать, что я разделяю Ваше негодование по поводу той расовой сегрегации, что устроили у себя в стране эстонские эльфы. Это совершенно неприемлемо и возмутительно: все эти ограничения, паспорта неграждан, недопуск орков к голосованию и прочая дискриминация всех не эльфов. И я очень надеюсь, что эстонские орки, пользуясь Вашим покровительством, не начнут сейчас мстить простым эльфам за все преступления бывшей эльфийской руководящей верхушки.
— Не начнут, — сказал Воронцов. — Это я Вам обещаю.
— Это очень благородно с Вашей стороны! — продолжил Милютин. — Ещё я хочу сказать, что мне тоже нравится идея создания Эстляндской губернии. Очень нравится. Но мне кажется, сейчас ни мы, ни эстонцы, ни остальной мир, не готовы к этому.
— И что Вы предлагаете? — спросил Воронцов.
— Я предлагаю вообще не решать сейчас судьбу Эстонии, как и Финляндии, — ответил Милютин. — Давайте немного подождём. Мы ещё не решили наши проблемы. Мир между русскими людьми и эльфами ещё очень хрупок. Мы не знаем, как наши враги на это отреагируют. А реакция обязательно будет, ведь наш мир, наша победа над братоубийственной войной — это их поражение. Это провал их многолетней работы по дестабилизации обстановки в нашей стране и в частности в Петербурге. Да, Россия сильна несмотря ни на что, и мы готовы к любым вызовам, но зачем усугублять ситуацию?
— Что конкретно Вы предлагаете, Иван Иванович? — спросил Воронцов с плохо скрываемым раздражением. — Что значит, не решать судьбу?
— Я предлагаю, установить в Эстонии и Финляндии оккупационный режим. На год. А там посмотрим. Оккупационный режим — это не присоединение территорий к России, это обычная практика после победы в войне. Нам никто ничего не сможет предъявить, даже англичане, ведь сейчас три страны в разных частях света под их оккупацией находятся. А за год мы всё обдумаем, оценим ситуацию и примем правильное решение. Зачем куда-то спешить?
— Мне кажется, это очень разумное предложение, — похвалил Милютина Романов и тут же обратился к Воронцову: — Что скажете, Игорь Константинович?
— Я согласен, — ответил председатель дворянского собрания Москвы. — Но коменданта Эстонии буду назначать я, и он будет орком!
Глава 16
Ещё у бабушки сразу после разговора с кесарем я решил, что раз уж мне предстоит выбраться в столицу, то надо постараться встретиться с Глебом. Поэтому как только я вышел из портала в своей новгородской квартире, сразу же позвонил другу и сообщил ему о том, что у нас, скорее всего, будет возможность пообщаться после шести вечера. Глеб на это сказал, что с пяти часов будет с нетерпением ждать моего звонка, готовый выехать куда угодно. На этом мы и распрощались.