Отверзи ми двери
Шрифт:
– Так вы ж современный театр не знаете! Лев Ильич, ну будьте судьей, ну можно ли, да еще с таким жаром говорить о предмете, который не знаешь, да может, в современных пьесах...
Тут как раз двери раздвинулись, народ повалил, Игорь не удержал напора, их притиснуло к самому стеклу.
– Ага!
– засмеялся Кирилл Сергеич.
– Проврался! Вот у тебя руки и подломились. Еще мне современных пьес недоставало смотреть...
"Господи, ну как с ними хорошо! И разговор какой-то человеческий..." смотрел на них Лев Ильич.
–
– рассердился на свою оплошность Игорь.
– Я уж тогда все скажу, раз Лев Ильич соглашается судьей... Не пьесы тут, и не театр, не кафедра, с которой надо призывать. Они с мамой боятся, что я влюбился в одну актрису. А я и не думал, это она...
– Игорь покраснел и совсем рассердился.
"Ну как кстати..." - мелькнуло у Льва Ильича, хотя и не ясно было ему, что тут "кстати".
– Лев Ильич, коль вы действительно судья, ну можно ли на человека напраслину возводить? А презумпция невиновности, уважаемый?
– возвысил голос Кирилл Сергеич, так что на них обернулись.
– Предлагаю вам, Игорь, подтвердить обвинение фактами, - улыбнулся и Лев Ильич.
– Извольте. Факт первый - противоречия моего уважаемого оппонента. Отец Кирилл, принципиальный противник войны, благословляет меня призываться в нашу доблестную армию. К чему бы это? Не для того ль, чтоб разлука...
– Ты что, это серьезно говоришь?
– вдруг огорчился Кирилл Сергеич.
– Господин судья! Один ноль в мою пользу. Запомните. Факт второй...
– Погодите, Игорь, но ведь это не факт, а всего лишь еще одно обвинение, снова не учитывающее презумпцию...
– Почему? Явное противоречие принципам - раз, прямая связь...
– У обвиняемого может быть совсем другое, не столь прямое соображение...
– Понял, что значит неподкупность судьи?
– строго глянул на Игоря Кирилл Сергеич.
– Понял, что пропасть между отцами и детьми непреодолима, - в тон ему ответил Игорь.
– Ничего, мы воспитаем собственных судей.
– Да, да! Вот в связи с этим у меня к вам и просьба, -подхватил Лев Ильич.
– В связи с непреодолимостью пропасти меж детьми и отцами...
– Да нам выходить!
– вскричал Кирилл Сергеич.
Они кой-как выбрались из вагона, Игорь успел придержать двери, поднялись наверх. Лев Ильич зажмурился от света, солнца, ударившего ему в глаза, будто оказались в другой стране - там метелица, теснотища, грязь, а тут открылась ширь, голубое небо в летящих облаках, да и какой-то город-не город: дома высоченные, а разбросаны, улицы-не улицы - поле, дороги в разные стороны, автобусов целое стадо - другая страна!
– А я здесь и не был никогда, - сказал Лев Ильич, - даром что в Москве всю жизнь прожил.
– Далеко, что говорить... Вон наш автобус!
– и Кирилл Сергеич, смешно загребая ногами, побежал к остановке.
И опять они успели, втиснулись, и снова их прижали к заднему стеклу, только теперь свет был не мертвый - электрический,
– Простите, Лев Ильич, я вам все договорить не даю. А я с удовольствием, если чем могу вам помочь. А что за дело?
– Игорь смотрел на него с живым любопыством.
– Даже не знаю как объяснить... Но я как вас увидел, еще на паперти, так подумал: вот бы мне такого парня, я б с ним то дело обделал...
– Да это у него вид такой, - вставил Кирилл Сергеич, - а так - ветер в голове.
– А мне это и нужно - и вид, и ветер... У меня, понимаете, Игорь, с дочерью беда. Такая история, боюсь ее потерять: дома я не живу, а там влияния совсем не те, какие-то странные мальчики из МИМО. Вы б с ней познакомились, домой бы привели, другой бы мир ей показали, с отцом Кириллом бы ее свести... В церковь... Ну, это мечта уж слишком большая. Я тут страшную вещь понял. Всю жизнь живу в Москве, а мимо иного проходил, мог бы и не узнать никогда. Здесь совсем разные страны, миры уживаются вместе, а порой меж ними нет никаких соединяющих мостков. А может и есть, так ведь и заметить нужно, а то всю жизнь проходишь и не увидишь. Но я не могу, здесь и начинается та самая непреодолимая пропасть, о которой вы говорите. А если б вы - вам бы она поверила.
– А сколько лет дочери?
– спросил Игорь и покраснел. "Как он краснеет хорошо!" - опять с радостью отметил Лев Ильич.
– Шестнадцать лет, вот-вот. В девятом классе.
– Пожалуйста. Я познакомлю ее с хорошими ребятами. Артистов не боитесь?
– А я вам верю, - сказал Лев Ильич.
– Тут уж вы сами бойтесь.
Кирилл Сергеич слушал с интересом.
– Слава Богу,- сказал он, - наконец, у тебя будет настоящее дело. Что может быть выше, чем быть ловцом человеков. Потому думаю и об армии для тебя, а ты меня вон как трактуешь...
Они приехали. Еще надо было пройти петляя меж одинаковыми скучными домами. Но такое здесь было солнце, свежий весенний ветер - как в море, вспомнилось Льву Ильичу, да не где-нибудь на юге, а в настоящем, Японском море, тоже вот, весной, когда снег еще в распадках и кой-где на бурых от прошлогодней травы сопках, а в проталинах, под горячим солнышком появляются уже цветы белокопытник...
– Ну вот здесь...
Кирилл Сергеич посерьезнел, молчал всю дорогу от автобуса, да и Игорь больше не разговаривал...
Дверь открыла женщина - немолодая, высокая, строгая, красивая, такая надменность в лице, молча поклонилась им, прошла с Кириллом Сергеичем на кухню. "Лариса" - вспомнил Лев Ильич.
– Кто там?
– хрипло раздалось в квартире.
– Это я, дед, - откликнулся Игорь, раздеваясь.
– Мы с отцом Кириллом. Дай пальто сниму, - и он прошел в комнату.
Лев Ильич остался в коридоре, не жилом каком-то, пыльном, запущенном, холсты торчали из антесолей, из распахнутого старого шкафа...