Отверзи ми двери
Шрифт:
Но Таня ему, конечно, не только для денег была нужна, в конце концов, можно б и домой ей позвонить, хотя этого ему и не хотелось. Он хотел ее видеть - и потому что она ему рада, и он ей нужен, значит жизнь его продолжается новые связи, отношения, душевная близость, - не один он в этом городе! Он так переполнен был именно этим ощущением невероятного разнообразия жизни вокруг него: как это выходит, что одновременно, сразу существует в тебе - и отец Кирилл, и то, что он рассказал о себе, и то таинственно-прекрасное, что сейчас бурлило и переливалось в нем, о чем он не решался сразу
А может, главным в том его полете было нечто другое? Странный телефонный разговор, то, что он нужен и его хотят видеть?.. Он только на мгновение смутился, задавшись этим вопросом - ну и что ж, и это тоже! А совместить с тем путем - счастливой и страшной дорогой, что открылась ему столь ясной под луной?.. В том и дело, что все вместе, - торопил он себя, - да, и Вера, и та невообразимая полнота жизни, открывшаяся ему в ней... Нет, нет, не так, не так все примитивно, он хорошо, твердо помнил все, чем это ему обошлось... Но ведь с чего-то и началось все для него десять дней назад, началось, но никак в нем не кончилось, длится, и он только по трусости, своей всегдашней страусиности не позволял себе про это думать? Вот и Таня потому была нужна, что не мог он так сразу, что надо было ему задержаться на чем-то более понятном и несомненном, передохнуть, прийти в себя...
Но ему хорошо было. Он уж не был потерянным, заблудившейся в этом нелепом городе нелепой фигурой с портфелем. Хотя и портфель все тот же в руке, и все так же некуда ему деться, но столько самых невероятных планов и предчувствий теснилось в голове!.. И неправда, что тут коренное различие, противоречие, что нет соответствия!.. Вся полнота жизни была ему дана и открыта - а тут уж выбирай, не споткнись снова.
Дверь редакции оказалась запертой, он позвонил и не удивился, когда Таня ему открыла.
– Я так и знала, что вы придете!
– у нее горели щеки, блестели глаза, она была несомненно рада.
– Все работаешь, бедняга?
– Работаю... Но здесь вас товарищ ждет. Я его совсем заговорила.
– Какой товарищ?
– Федя, я ж вам сказала, что он зайдет?
– Федя?..
– Лев Ильич увидел, что она мгновенно огорчилась, оттого что он не может вспомнить.
– Ну да, конечно...
В машбюро ярко горела лампа, было накурено, возле столика с машинкой сидел паренек - краснощекий, тонкошеий, со смешным хохолком на макушке.
– Здравствуйте, Федя!
– обрадовался Лев Ильич. ("Как же он забыл его? Так хорошо тогда поговорили...") - Вы меня извините, я никак не мог раньше. Мы тут с отцом Кириллом...
– Это вы меня извините, я решил больше не звонить, Таня мне объяснила, где редакция, подумал, вдруг все-таки зайдете... А мне очень
– Ну и отлично, - перебил его Лев Ильич.
– Таня не сердится, что мы ей мешаем?
– Сержусь! Знаете, как надоела эта проклятая машинка? Хотя, слава Богу, что работа... А ваш Федя такой чудак, представляете...
– Да, Танюш, - опять перебил Лев Ильич, - ты мне можешь еще одолжить денег - до завтра? Завтра дадут зарплату?
– Сколько хотите, мне сегодня как раз за работу принесли. Сколько вам?
Лев Ильич не знал сколько.
– Да все равно - у меня ни копейки. Звонить не на что было.
– Хотите пятьдесят рублей? Вот мне принесли...
– Куда мне столько...
– "А пусть много, мелькнуло у него, мало ли что... А что?" - испугался он.
– Хорошо, возьму сорок, будет всего пятьдесят.
Они сидели втроем под яркой лампой. Таня за своей машинкой перекладывала бумажки, и Лев Ильич вдруг заметил, что она их складывает, раскладывает, а потом снова... "Что за нервность такая?" - удивился он.
– Ты знаешь, Танюш, я спросил отца Кирилла о тебе...
– Ой!
– вскрикнула Таня, как тогда по телефону, и глянула на Федю.
Тут тоже раскрыл глаза, ресницы у него были густые и темные, как у девушки, а в них светлые глаза, сейчас удивленные.
– Я просто сказал, что ты хотела бы с ним поговорить, и что у тебя нет духовного отца, а так ты не решаешься...
– Неудобно как!..
– опять ахнула Таня.
– Ты зря беспокоишься, он человек умный, тонкий, и лучше нас все понимает. Он только спросил, где ты хочешь поговорить - в церкви или у него дома? А я и не знал.
– В церкви, наверно, ну что ж я домой к нему пойду?
– Как хочешь. Ты тогда напомни, что я с ним говорил, а может, и не обязательно. Он тебе понравится, правда, Федя?
– Федя знает отца Кирилла?
– поразилась Таня.
– А что тут удивительного, - сказал Лев Ильич, - город у нас небольшой, все друг друга знают.
– Стыд какой, - брякнул Федя.
– Я тут такую околесицу нес, а Таня оказывается в церкви... бывает.
– Ой!
– засмеялась Таня.
– Такой чудак! Раз, говорит, у вас журнал по вопросам природы, должен быть аквариум, птички, а уж белые мыши обязательно. Пристал, чтоб я ему мышей показала.
– Это он тебя клеил - так, что ль, у вас, у молодых это называется? сказал Лев Ильич, почувствовав себя вдруг патриархом.
– Это вы напрасно, Лев Ильич, - надулся Федя, как у отца Кирилла, когда набил рот блинами.
– Что? Я б на вашем месте пригляделся к этому созданию. Впрочем, я тут пристрастен, у нас с Таней давняя любовь.
– Я к вам, Лев Ильич, собственно, по делу, - хмурился Федя.
– Помните, мы говорили о моем знакомом, едва ли у меня есть право назвать его другом, человек он замечательный, вы тогда согласились с ним встретиться?
– С Костей, что ли? Так я с ним так навстречался...
– Почему с Костей? С Марком... Потрясающий человек. С обостренными гражданскими реакциями, мужества настоящего, обнаженная совесть общественная, то есть... Ну деятель, одним словом.