Ответная месть
Шрифт:
После этого полнозвучные и энергичные ругательства сопровождали процессы мытья, одевания и приготовления завтрака одной рукой. В результате всего этого силы окончательно покинули его, и Пински с Нилсоном вынуждены были доодевать его, когда приехали около семи утра.
— Нужно было остаться в госпитале на ночь, тогда бы тебя одевали две хорошенькие сестрички, — проговорил Нилсон с пола; он стоял на коленях и завязывал кроссовки Страйкера.
— Они говорят, Тос прилично провел ночь, — сообщил Страйкер.
— Знаю, мы тоже звонили, — ответил Пински. — А ты сказал Кейт?
Они с Нилсоном знали
— Я сказал ей, что ранен Тос.
— И забыл добавить, что ранен тяжело? — спросил Нилсон, поднимаясь с колен.
— Я не знаю, насколько тяжело, — заметил Страйкер.
— И, естественно, ничего не сказал о себе?
— Она бы только перетрухнула. Зачем — к тому времени, когда она вернется, все худшее будет позади.
— Значит, она не примчится прямо сейчас? — осведомился Пински. Страйкер сказал бы, что в его голосе прозвучало разочарование. — И ты собираешься оставаться один?
— Почему бы и нет? Ничего особенного, — солгал Страйкер.
— Поехали. — Пински посмотрел на часы.
— Как там идет расследование дела? — будто невзначай спросил Страйкер.
— Какого дела? — не понял Пински.
— Ну, эти двое парней, — пояснил Страйкер. — Эти двое копов, которых вчера подстрелили, Страйкера и Тоскарелли.
— Ах, этого дела, — обернулся Нилсон. — Расследование продолжается. Хочешь надеть шляпу — или нет?
Когда они уже ехали в машине по направлению к госпиталю, Страйкер вновь начал разговор.
— Так расскажите мне о расследовании, — попросил он, поморщившись, когда Нилсон попал еще в одну яму на дороге.
— Каком? — невинно осведомился Пински, зажигая трубку и пуская дым в лицо Нилсону. Нилсон пытался бросить курить, и они с Пински поспорили на двадцать баксов, что тот не сможет. Нилсон зарычал. Пински усмехнулся и с энтузиазмом задымил, но уже пуская дым в сторону. — На наше дежурство выпало: поджог для получения страховки; бытовое убийство в Хиллз; двое придурков-копов, на которых напали из засады; убийство агента при оправдывающих обстоятельствах…
— Вот это.
— Агент?
— Нет, двое придурков.
— Тебе следует отлеживаться и предоставить нам самим завершить это дельце — приказ капитана Клоцмана.
— Почему это?
— Ты — болен. — Нилсон отыскал еще одну яму. — Видишь, как тебе больно, когда машину встряхивает.
— Так объезжай ямы!
— Никакого чувства юмора, — сказал Нилсон Пински.
— У него никогда и не было, — согласился Пински. — Твои остроты пропадают вхолостую, Хэрви.
— Есть какие-нибудь наработки? — настаивал Страйкер с заднего сиденья.
— Хороший сегодня денек, правда? — сказал Пински Нилсону.
— После обеда обещали дождь, — отозвался Нилсон.
Страйкер протянул руку и схватил Пински за ворот:
— Говори сейчас же, мерзавец, или я отрежу тебе язык. Пински освободился без видимых усилий.
— Брось, Джек! Клоцман распорядился не подпускать тебя к этому делу.
— Почему? Почему это?
— Потому что ты — жертва, конечно, — объяснил Нилсон.
— Ерунда, — сказал Страйкер. — Есть что-то еще. Почему это он катит на меня бочку ни с того ни с сего?
— Он
— Я — единственный, в кого стреляли и который еще пока на ногах, — парировал Страйкер. — Если есть связь между этими убийствами, я лучше других смогу почувствовать ее.
— Ты? Почему это? — Нилсон свернул на парковку. — Ты что думаешь, у тебя единственного — мозги?
— Нет, — серьезно ответил Страйкер. — Если все это — охота на копов вообще и если объекты охоты выбраны случайно, тогда все говорит за то, что из шести миллионов возможностей быть убитым моя — всего лишь одна. Так что я — самый благополучный коп среди всех других, правда? Я уже уцелел.
— Может быть, — сказал Пински.
— Но если тут иное, если выбор жертвы не случаен, если есть связь между всеми погибшими, то есть связь между ними — и нами с Тосом? Тогда убийца не будет чувствовать себя в безопасности — пока мы с Тосом живы.
Нилсон выключил мотор; они оба с Пински повернулись к Страйкеру.
— Ты имеешь в виду, что он может снова начать охотиться на одного из вас? — спросил Нилсон. — Или сразу на обоих?
Страйкер одобрительно посмотрел на Нилсона: мальчик начинает понимать суть.
— Да, именно это я и имел в виду. Поэтому у меня есть повод поторопиться; я должен достать его первым.
Тос был без сознания.
Он лежал, массивный и все еще под белыми простынями, и его длинные ресницы бросали тени на щеки. Его баки, как возмутители порядка, выбивались из-под белых бинтов, обмотавших голову, а усы, как всегда, свисали по краям рта. Повсюду из него выходили трубки, что-то постоянно в него капало, и грудь его вздымалась — и опадала.
Тос был не дома.
Возле его кровати сидели мать и сестра, наблюдая за его лицом. Миссис Тоскарелли, маленького роста, коренастая, встретила Страйкера в своей обычной манере: как родного сына, возвратившегося с войны. Возможно, она обнимала его еще крепче, чем обычно, — и он также, хотя одной рукой сделать это затруднительно. Когда он освободился, он поздоровался с Мариной. Трудно было себе представить, что она — сестра Тоса: насколько Тос был огромен и звероподобен, настолько же Марина была тонкой и одухотворенной, будто святая с картин Эль Греко. Несмотря на возраст к тридцати и неистовые попытки матери найти ей мужа, Марина все еще была незамужем и неизменно сопровождала повсюду мать.
Миссис Тоскарелли сдержанно кивнула Пински — тот был женат — и улыбнулась Нилсону, который мог считаться женихом.
— Как он? — спросил Страйкер, когда приветствия были закончены.
— Спит, — отвечала миссис Тоскарелли.
— Говорил что-нибудь?
— Нет. — Миссис Тоскарелли вновь села и неотрывно стала смотреть в лицо сыну. — Он спит — мы ожидаем.
— Мы ожидаем, — эхом отозвалась Марина своим мотыльковым голосом.
Озадаченные, полицейские нашли врача, с которым виделись вчера, и попытались получить ответы. Ответов не было. Тос был жив; его показатели были относительно неплохие; сердце работало хорошо, у него был небольшой жар, который, принимая во внимание его травму, показывал, что он — сильный, крепкого здоровья человек.