Ответная месть

Гослинг Паула

Он просто еще не проснулся.

Но закончилось ли действие анестезии?

О, конечно.

Тогда почему он не открывает глаза, не говорит, не двигается?

Он еще не готов к этому. Врачи пока не знают, почему. Все ждут.

Страйкер первым произнес это слово: «Кома». Молодой врач вздохнул и кивнул:

— Если хотите, да. Он в коме.

— И… как долго это продлится? — спросил Страйкер.

— При мозговых травмах точно сказать невозможно. Десять минут, десять часов, десять дней — все, что угодно. Мы мало знаем о коматозных состояниях, кроме что разве самых общих параметров. Это может быть просто результатом нервного истощения. Может быть формой самозащиты

организма. Отдых от реальности, если хотите, пока организм восстанавливается.

— Отдых — или бегство?

Врач — чья фамилия была Бишоп — пожал плечами.

— Выбирайте что хотите. Все, что мы можем, — контролировать его физические параметры и ждать. Активно вмешиваться в его состояние глупо — может быть, пройдет несколько часов — и он сам выйдет из комы. Мы внимательно за ним наблюдаем. Не волнуйтесь.

— Ручаюсь, что вы это говорите всем, — сказал Нилсон.

18

Клоцман пожал плечами.

— Послушай, Джек, как я понимаю, вам с Тосом не повезло, вот и все. Наступила ваша очередь — ваш номер выпал мерзавцу в тот день.

Клоцман откинулся в кресле, которое тяжело под ним затрещало. Это был невысокий широкоплечий человек с отметинами угрей на болезненном лице, значительную часть которого скрывали очки в массивной оправе. Капитан был болезненно аккуратен и столько же времени посвящал наведению порядка на рабочем месте, сколько и самой работе. У него были ясные представления о должностных обязанностях и ответственности, и он любил соблюдать все правила — до мелочей. Все это подчиненные ему прощали, поскольку он готов был драться за них, за каждого, и был скрупулезно честен и справедлив со всеми, невзирая на свои пристрастия.

За стеклянными стенами кабинета Клоцмана шла сама по себе обычная служебная жизнь: люди поднимали трубки телефонов, неслышно что-то в них говорили; бесшумно двигались машинистки; некоторые нажимали на рычаг кофеварки и беззвучно наливали кофе — как в космическом корабле, только пластиковый стакан не уплывал в пространство.

— Какой-то псих, вот что я думаю по этому поводу.

— Какой-то псих с хорошей стрелковой подготовкой и достаточно смекалистый, чтобы собрать стреляные гильзы.

Клоцман помахал рукой.

— Стрелковая подготовка как раз не слишком хороша, иначе ты не сидел бы сейчас передо мной. А что касается гильз — так все сегодня смотрят телевизор, черт возьми. Поглядят несколько серий «Полиции Майами» — и каждый уже спец в криминалистике, может провести экспертизу своих отпечатков на кухонном столе — и баллистическую экспертизу, вписываясь в ворота гаража. Может быть, свихнулся от долгов? Или с ним приключилась белая горячка? Кто знает?

— Я знаю, что мой партнер выбыл из игры — а я временно нетрудоспособен с одной рукой, — сказал Страйкер. — Я знаю, что мы — копы и кто-то убивает копов весь последний месяц. Я хочу сам выйти на него.

— Я убежден, что ты — выйдешь, — согласился Клоцман. — Тем больше причин тебе не расследовать самому это дело, Джек. Мне не нравится в копах горячность — ты знаешь, Джек. Мне нравятся копы холодные, спокойные, расчетливые — только так делаются дела.

— Это лишь один способ делать дела.

— Насколько я знаю, это единственный способ. — Клоцман сел, взял ручку, положил перед собой какие-то бумаги. — Все в департаменте в ярости, ты — не исключение. Копы патрулируют улицы, мечтая достать этого типа. Нам всем он нужен: мы все хотим сдавить ему горло, Джек. Бог видит, как мы хотим. Но когда ты, как бык, видишь перед собой лишь красную тряпку, — ты не видишь ничего больше. Злой

коп — неэффективен, он надел шоры, он ставит свою цель прежде всего, что нужно бы сделать по уму. Может быть, даже вперед того, что нужно по закону. А мне этого не нужно. И в особенности не нужно от тебя. Ты стабильно идешь по служебной лестнице, Джек. Ты имеешь все, что нужно для повышения, — и есть люди, которые предназначают тебя для больших дел, поверь мне. Но если ты будешь покалечен, то они начнут делать ставку на кого-то еще. Ты понял меня?

— На хрена мне повышение по службе?

— А на хрена мне терять одного из лучших людей, которых я знал за всю свою работу? Не нужно, брось, Джек. Прими свою нетрудоспособность как повод отдохнуть и набраться сил, Джек, послушай меня. Может быть, тебе слетать в Англию?

— Чтобы Кейт сошла с ума? Нет уж, спасибо. Лучше я запишусь в библиотеку и стану посещать художественный музей.

— Хорошая идея, — пробормотал Клоцман, опустив голову.

Хороша, как черту — ладан, подумал Страйкер.

Он прошел в свой маленький кабинет и уселся в кресло, которое тоже затрещало, прогнувшись гораздо глубже, чем кресло Клоцмана. Нилсон и Пински уже были здесь.

— Так что? — спросил Страйкер. — Что мы собираемся делать?

Нилсон и Пински переглянулись.

— То же самое, что и прежде, — ответил Пински.

— А что именно — прежде?

— Ты же и так все знаешь… — попытался увильнуть Нилсон.

— Все равно расскажите: я больной человек, меня нужно поддержать и развеселить.

Нилсон пожал плечами.

— О'кей. В случае с вами тот же порядок, как и в других случаях. Первым делом прослеживаем все твои старые случаи задержания и пресечения — и отслеживаем их связь с недавними освобожденными из мест лишения свободы. Плюс недавние освобожденные под залог. Если мы хотим связать ваш случай с другими убийствами, мы закладываем в компьютер столько относящихся к делу деталей, сколько имеем в распоряжении, и сравниваем результат с полученными по предыдущим четырем случаям. И по Хоторну, я полагаю, следует сделать то же. Может быть, в этот раз компьютер что-нибудь да выплюнет ценное; а во все прошлые разы он только жужжал и глупо улыбался. Если что-то промелькнет, тогда мы еще раз сверяемся по картотеке Чейза со всякими психами; плюс картотека типов, ненавидящих копов. Если мы и тогда ничего не находим ценного, у нас в самом деле будут проблемы: значит, нам придется искать вслепую, среди законопослушных граждан, которые прежде не попадали в поле зрения полиции. Или среди внезапно озаренных идеей убийств копа. О, я совсем забыл: еще нужно учесть недавно прибывших в город со всех четырех сторон света: с юга, севера, востока и запада; тех, на кого не заведена учетная карточка, но которые могут привезти с собой все разновидности ненависти и, может быть, заметили твое имя во вчерашних газетах…

— А мое имя было во вчерашних газетах?

— Да, дважды: в сообщении о суде над Бронковски и в статье о снайпере. А этим утром ты уж, конечно, попал во все выпуски. «Последняя жертва» — и все такое.

— По крайней мере, слава заслуженная.

— И посмотрим, что она тебе принесет, — подчеркнул Нилсон.

— Ты забываешь, что она дает нам, — заметил Пински.

— Что?

— Всякого рода самооговоры, учитывая известность, которую любители этого дела получат в публике, — плюс внимание и с нашей стороны, и со стороны прессы. Мы будем вынуждены проверять и этих, — заключил Пински. — А мы еще не закончили с теми, кто сам обвинил себя после случая с Ентолом.