Ответные санкции

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Первый день на работе и первый корпоративный скандал, мистер Ген?

— Каюсь. Международный авторитет Корпорации поставил выше уязвлённого самолюбия начальницы. Больше такого не повторится.

Рождённая в СССР сегодня одета в чёрное. Оно не ассоциируется ни с похоронной тематикой, ни униформой ортодоксальных евреев. Скорее — с шёлковыми простынями на широкой постели.

Вижу белый бейдж с именем «Элеонора», на пятнистом платье его не было. Наверно, по цвету не подошёл. Фамилия отсутствует. Боюсь, не соответствует изысканному облику.

Сократила бы как у меня, в чём проблема?

Её губы, словно карминовые ворота в рай, приходят в движение.

— М-да. На самом деле, наш израильский офис считается техническим, вспомогательным. До последнего времени никто не предполагал, что здесь заварится каша с ракетами. Думали обойтись местными дарованиями.

Разнос откладывается? Смотрю преданными глазами лабрадора, увидевшего мясную косточку в руках хозяина. В Сколково этот взгляд часами репетировал перед зеркалом.

— Пока сосредоточьтесь на текущей аналитике. Ждём международную реакцию на действия США в Средиземном море и ваше смелое выступление. Там вернёмся к вопросу о назначении.

— Спасибо, леди!

На мне роскошный форменный пиджак. У него, по крайней мере, нет предательских подмышечных пятен, что вселяет толику уверенности. Гурия улыбается, на прощание протягивает руку. Пожимаю её нежно, едва-едва, хоть и знаю — даме приходилось рубить дрова в лагере беженцев.

— Внешность сделают. Мозги не добавишь.

Расцветаю. Да что там — от такого комплимента растекаюсь как желе на солнце. Инка, если у тебя есть хоть капля интуиции, кричи благим матом!

Нравится мне эта работа, даже вблизи, когда уже начал ей заниматься. А если ещё поближе?

Прелюдия четвёртая

Стоило бежать из СССР, чтобы попасть в социалистическую страну, причём — нищую? Президент Алжира Хуари Бумедьен выклянчил у Москвы и бывшей метрополии кучу денег на строительство множества государственных предприятий. Плановая экономика заработала ещё хуже, чем в Советском Союзе, самодостаточномблагодаря огромным размерам. Свободный рынок не подчиняется социалистическим планам. Из-за проблем со сбытом промышленные гиганты несли убытки, уровень жизни в Алжире остался плачевным.

Мадам Жоли переправила Виктора каналом, по которому эмигранты из социалистического рая просачивались во Францию, мало кто ехал в обратном направлении. Вместо математики беглец был пристроен в авторемонтную мастерскую. Пригодились не интегралы, а тренировки по борьбе: таскать агрегаты грузовиков физически тяжелее, чем выписывать формулы.

Худосочные арабские механики его сразу невзлюбили. С работой трудно, у каждого есть брат или племянник, без дела болтающийся, а тут приехал какой-то неверный и место занял, толком не знает, с какой стороны гаечный ключ держать.

Виктор с помощью деда кое-как выучил французский, арабский не понимал совсем, поэтому слыл французом, бывшим колонизатором, то есть происходил из числа негодяев, убивших более миллиона алжирцев во время войны за независимость.

Что из Франции в Северную Африку человек перебирается не от хорошей жизни, местные не задумывались. Они просто строили козни. Несколько раз навалились толпой, избили жестоко, отняли нищенскую зарплату. Когда Хамид, хозяин мастерской, прикрикнул, чтобы не обижали новенького, рабочие все как один бросили работу и столпились вокруг конторки. Как Хамид посмел заступиться за христианскую собаку?

На следующий день в гараж, дымя двигателем, заехала советская «Волга» с дипломатическими номерами. Виктор прислушался. Говорили по-русски! Он даже узнал переводчика, работавшего в Париже в делегации с Леоновым. Переводчик втолковывал Хамиду о замене поршневой, водитель суфлировал.

Желание броситься к ним было чудовищным. Рассказать небылицу, что увезли насильно, шантажировали, боялся обратиться к властям — сойдёт! Выручат, в газетах опишут гримасы империализма и похищение советских учёных. Но останется невыездным за рубеж на всю оставшуюся жизнь. Не вариант!

«Молодец! — подбодрил дед. — Не сдавайся. Поставили цель и идём к ней до конца».

Самообман. Они топтались на месте и никуда не шли, Алжир превратился в ловушку.

Как и математические откровения, дед добыл несколько сногсшибательных идей об омоложении. На их проверку нужно оборудование, помещение, лаборанты… Короче — нужны большие деньги, легальность, свобода, и всё это в нормальной стране, а не в пародии на «развитой социализм». Конечно, это же предоставят и в Москве, там продление жизни кремлёвских старцев превратилось в национальный спорт.

«Решено. Как только получу нормальный паспорт — уезжаю».

Но кому нужен белый человек с невнятным прошлым? Французскому Иностранному Легиону? Наркокартелю? Вариант открылся с самой неожиданной стороны. Виктору помог мулла.

— …Ты не веришь в Аллаха, чужак?

Коротко стриженый араб в очках с тяжеловесной оправой пригласил Виктора в мечеть. Тот не смог отказаться. Мулла был исключительно уважаем у паствы. Русский отправился, чтобы не злить работяг лишний раз.

Виктора проводили в небольшое помещение, вход в него вёл через боковую дверь мечети. Вопреки ожидаемому, он не увидел ковра с подушками. Мула сидел за тяжёлым деревянным столом, на нём валялись светские газеты. Повинуясь приглашающему жесту, изгой примостился на длинной скамье.

Стоял сентябрь, время в Алжире ещё душное. Здесь же было прохладнее, не глядя на широкие открытые окна и отсутствие кондиционера, которым так гордился Хамид в своём офисе. Практически везде заметен тонкий налёт пыли, как её не убирай. Ветры с юга приносят вездесущую песчаную взвесь из пустыни.

— Что ты делаешь у нас, христианин?

— Скрываюсь. Во Франции я совершил необдуманный поступок, эфенди.

Мулла с интересом склонил голову набок.

— Любопытно. И весьма. Говор у тебя не французский, даже на северянина не похож. Откуда попал во Францию?