Ответный темперамент
Шрифт:
– Ты очень красиво говоришь, – повторил Дима. – Я никогда не слышал, чтобы так говорили. Ну что, отдохнула?
Таня присела на склоне потому, что устала, бродя по тропинкам Коломенского. Дима не обманул ее, здесь в самом деле было необыкновенно красиво. И очень просторно. Людей на этих просторах совсем не было, и поэтому они казались просто бескрайними, ограниченными только рекою и небом. И купола прекрасной белой церкви тоже были похожи на небо, потому что они, эти купола, были голубые и на них сверкали золотые звезды.
– Я
– Конечно. Если ты хочешь. Я-то сюда часто езжу. Я и раньше хотел тебя пригласить, только… Ну, в общем, не решался.
– Почему? – улыбнулась Таня.
– Мне казалось, ты надменная. – Сказав это, он покраснел и торопливо добавил: – Не обижайся!
– Я не обижаюсь, – снова улыбнулась она. – Ты мне подарил прекрасный день. Только пропустил из-за меня школу.
– А, ерунда! – махнул рукой Дима.
Они поднялись вверх по склону и снова оказались на заросшей травою тропинке, с которой сошли, когда Таня устала.
– А почему ты часто бываешь в Коломенском? – спросила Таня. – У тебя здесь какие-нибудь дела?
Она заметила, что Дима снова смутился. Все чувства вообще были очень заметны на его лице.
– Извини, – поспешно произнесла она. – Я задала бестактный вопрос, и тебе совсем не обязательно на него отвечать.
– Ничего не бестактный. Я сюда рисовать езжу.
– Ты рисуешь? Как хорошо! – обрадовалась Таня.
– Может, и нехорошо, – возразил Дима. – Ты же моих рисунков еще не видела.
Несмотря на эти слова, видно было, что ему приятна радость, с которой Таня встретила известие о том, что он рисует.
– А ты мне их покажешь? – спросила она.
– Да.
Гуляли они недолго. Подошли к церкви – дверь в нее была заколочена, – покружили еще немного по дорожкам, причудливо вьющимся по склонам… Наконец Таня почувствовала, что ей уже не жаль уезжать отсюда: простор, который она поняла здесь, словно поселился у нее внутри, и вряд ли это ощущение исчезло бы теперь даже в переплетах городских улиц.
Дима сразу заметил, что она уже хочет уехать. Конечно, про ощущение простора, которое в ней поселилось, он догадаться не мог – просто решил, что она устала.
– В семь часов трамвай обратный будет, – сказал он. – Поедем?
При этом он посмотрел на солнце, наверное, определяя время, а Таня взглянула на маленькие часики – их подарили ей к Рождеству родители. Это было еще в Париже, и всего год назад… Она вдруг поймала себя на том, что отмечает это без привычной тоски, с которой думала обо всем, что было связано с ее прежней жизнью.
Та жизнь была кончена, это она понимала. Но если раньше такое понимание заставляло ее вздрагивать от безысходности, то теперь оно лишь скользнуло по краю ее сознания, и только.
Обратно плыли по Москве-реке почти в полном молчании. Людей на маленьком кораблике было немного: ведь рабочий день. Тишина была на палубе, и над рекой стояла тишина. Но эта
Она взглянула на Диму. Он смотрел на бегущую за бортом воду и что-то насвистывал.
– Ты поешь? – спросила Таня. – А про что твоя песня?
– Она не моя. Я к одному художнику хожу, рисунком занимаюсь – там няня у него дома пела, когда ребенка укладывала. А я вообще не пою, у меня ни слуха нет, ни голоса.
– Но тогда хотя бы скажи, о чем она, – попросила Таня. – Хотя бы скажи, если не хочешь петь. Мне ведь это интересно.
– Да ни про что особенное, – пожал плечами Дима. И проговорил: – «По ленивой речке, около плотины, по ленивой речке солнце светит в спину. В ласковом тенечке под старою сосной позабудь печали, посиди со мной». – Он помолчал, потом добавил: – Не знаю, про что это.
Таня тоже не знала. Но от простых слов этой песни, мелодии которой она так и не услышала, ей стало хорошо и легко, как будто ее наполнили воздухом, как шарик.
От пристани у Каменного моста, к которой причалил кораблик, дошли до Ермолаевского переулка быстро.
– Спасибо, Дима, – сказала Таня, когда они остановились возле ее подъезда. – Это был чудесный день, правда! Я очень тебе за него благодарна. И, конечно, я жду увидеть твои рисунки. Не только Коломенское, но вообще.
– Могу прямо сейчас показать, – сказал он. – Если ты не очень устала. Я же вон в том доме живу.
И он кивнул на соседний, углом стоящий к Таниному, четырехэтажный дом.
– Да? – удивилась она. – А я не знала, что мы соседи.
– Так я же и говорю, ты ведь после школы сразу домой всегда уходила.
– Теперь не буду, – улыбнулась Таня. – И я ничуть не устала. Отнесу домой сумку и сразу же выйду, ладно?
Дима кивнул и протянул Тане ее школьную сумку, которую носил весь день. Ей показалось, что по его лицу мелькнула радость, но это выражение исчезло так быстро, сменившись обычным для него выражением серьезности, что Таня не была уверена, появлялось ли оно вообще.
– Я тогда уходить не буду, – сказал он. – Здесь тебя подожду. Ты скоро?
И тут Таня почувствовала, что у нее холодеет спина. Ведь она не сказала маме, что едет в Коломенское! Ну да, выбежала из школы, шла по Тверскому бульвару, потом ее догнал Дима, и, не заходя домой, они сразу пошли на пристань у Каменного моста… И она совсем забыла, что мама ждет ее с обедом и, конечно, волнуется, и мало сказать – волнуется, ведь Таня никогда не задерживалась в школе.
– Ой, Ди-има!.. – испуганно проговорила она. – А я ведь…