Ответственность
Шрифт:
— А я к Бакшину, — не отвечая на вопрос, сказал Сеня.
— О! — Старик почтительно глянул на Сеню. — К самому? Так ты прямо к дворцу. У него и квартира там…
И вахтерша, немолодая красивая женщина в полинялой солдатской гимнастерке, услыхав, что Сене нужен Бакшин, посмотрела на него почтительно, хотя и усмехнулась при этом. Она сидела за столиком, под низко нависшим портиком между двумя широкими квадратными колоннами, облицованными малахитом и бронзовыми накладками. И от малахита, и от бронзы остались одни осколки.
— Пройдите вот сюда, в раздевалку, там прохладно, — сказала
Мраморная лестница широкими ступенями спускалась вниз, в необъятных размеров зал. Прежде в этом зале размещался гардероб, или, как сказала вахтерша, раздевалка. Тут еще кое-где сохранились дубовые барьеры и поблескивали искривленные штанги металлических вешалок. Теперь в этом единственном уцелевшем зале разместился штаб по восстановлению города. В сумраке виднелись столы и шкафы с делами и рулонами чертежей.
Красивая вахтерша вдруг поднялась и перестала улыбаться. Щелкнули каблуки. Сеня обернулся. Через вестибюль прямо на него, легко опираясь на палку, двигался высокий плотный человек в светлом военном кителе. Он слегка прихрамывал, но Сене показалось, что палка эта у него совсем не для опоры, а скорей всего для чего-то другого. Для солидности, что ли?
— Тридцать тысяч кирпича ежедневно, — приказывал он на ходу. — Умри, а сделай.
За ним поспешали несколько военных и штатских, один из них начал что-то говорить, но он осадил его:
— Выполняйте, что приказано.
Сеня сразу понял, что это и есть сам Бакшин. Подтверждая его предположение, вахтерша проговорила:
— Товарищ Бакшин, к вам.
— Емельянов? — спросил Бакшин и, не дожидаясь ответа, обернулся к сопровождающим его: — Совещание через час ровно. — И протянул руку: — Ну, здравствуй, Семен. Пошли…
И опять, не дожидаясь Сениного согласия, потому что он даже не допускал такой мысли, будто кто-то может с ним не согласиться, Бакшин стремительно двинулся в глубь зала. Было похоже, будто он убегает от Сени, ловко петляя между столами. Сеня так и подумал: убегает — и кинулся за Бакшиным, но догнал его только в самом конце зала. Здесь оказалась малозаметная дверь, а за дверью просторная низкая сводчатая комната с каменным полом и чисто выбеленными стенами. Два окна, тоже низкие и широкие, защищены снаружи толстыми прутьями решетки. За окнами колодцы, выложенные кирпичом и побеленные. Наверное, в этом подвале прежде помещалась кладовка. А может быть, здесь гардеробщики отдыхали, пили чай и беседовали…
Посреди комнаты стоял очень большой стол. Видно было, что сработан он совсем недавно, так что дерево не успело еще потемнеть. На столе много чертежей, свернутых в трубы или расправленных и придавленных по углам камнями, чтобы не свертывались в трубы. У стола и вдоль стен несколько табуреток, тоже новых, и две скамейки. Под одним из окон другой стол, небольшой, письменный. На нем коробка полевого телефона и зеленовато-желтая пепельница в виде листа, упавшего с дерева. Перед столом старинное кресло, заново обитое шинельным сукном. За креслом в самом углу большой сейф, слегка помятый, и только что выкрашенный половой краской. Под другим окном железная кровать, аккуратно, по-солдатски, заправленная, но одеяло было домашнее, голубое с белым и синим узором.
На стене против
— Садись, — приказал Бакшин и, обернувшись к открытой двери, крикнул: — Лянкин! Обед на двоих.
— Есть обед на двоих! — ответил невидимый Лянкин.
Откуда он взялся за дверью, в которую Сеня только что прошел и никого там не видел?
Заметив Сенино недоумение, Бакшин пояснил:
— Лянкин — помощник мой. Очень расторопный. Только тем и ценен. — И, словно вспомнив что-то не очень для себя приятное, Бакшин поперхнулся, откашлялся и сердито добавил: — А это не так уж мало для человека.
Бросив планшет и палку на стол с чертежами, он тяжело опустился на табурет и требовательно спросил:
— А ты как думаешь?
— Не знаю, — ответил Сеня, потому что он и в самом деле не знал, можно ли ценить человека только по одному какому-нибудь качеству. На замешательство Бакшина он не обратил внимания.
Но его ответ вполне успокоил Бакшина:
— Поживешь — узнаешь.
Бакшин, подготовленный к этой встрече всеми предыдущими событиями и трудными своими размышлениями, был уверен, что и Сеня тоже подготовился, и у него есть свое мнение и, конечно, не очень лестное для Бакшина.
— Это хорошо, что ты приехал так скоро. Поживешь, посмотришь и, может быть, захочешь остаться… Я был бы рад.
— Остаться мне никак нельзя, — очень твердо ответил Сеня.
— Как это нельзя? — с таким добродушным удивлением спросил Бакшин, словно ему ничего не стоит разрушить все, что мешает Сене остаться. — У вас кто директор завода?
Сеня ответил и объяснил, что директор тут совсем ни при чем, он даже и не знает, что его отпустил бригадир с разрешения мастера, и то при условии, если бригада выполнит Сенину норму.
— Не могу же я ребят подводить.
— Причина веская, — согласился Бакшин. — Тебя на сколько отпустили?
— На неделю. А я к вам ехал почти три дня. Так что…
— Поживешь все четыре дня, — решил Бакшин. — Не возражай. Обратно отправлю на моем самолете.
Появление официантки прервало этот разговор, который пока шел с перевесом в пользу Бакшина, чего Сеня не мог не признать.
За официанткой упруго вышагивал, вытягиваясь на ходу, низенький человечек в военной форме. Он держался щеголевато, как на параде, высоко поднимая поднос, накрытый белой салфеткой. Щеголеватый человечек поставил поднос на письменный стол и ловко отодвинул в сторону часть чертежей на большом столе, освободив место для обеда. Все его движения отличались ловкостью и такой значительностью, словно то, что он сейчас делает, является самым необходимым делом и самым важным.
Это и был гот самый Лянкин, который невидимо возник за дверью.
Разлив по тарелкам борщ, официантка вышла. Когда исчез Лянкин, этого Сеня не заметил, но был уверен: стоит только пожелать, и он снова возникнет. Конечно, если этого пожелает Бакшин.
Съели борщ. Молчаливая официантка принесла второе — котлеты с пшенной кашей — и компот в зеленоватых граненых стаканах. Она вышла. Бакшин, продолжая разговор, начатый еще до обеда, спросил, впрочем, утвердительно:
— Так, значит, договорились.