Отвор трава

Чаусова Елена

— Отпустите меня! — надсадно выкрикнул Йован, начиная понемногу понимать. Чернявый был колдун и творил сейчас заклятие против йованова колдовства. Они знали, все знали… и про книгу, и про траву — и нарочно его заманили в ловушку. А еще он наконец вспомнил чернявого: это был тот самый продавец странных книжек из богатого квартала.

Йован со всей силы сжал левую руку в кулак.

— А ну открой! — потребовала баба и разжала ему пальцы с такой силой, что сломать бы могла. А может, и сломала, Йован ничего уже не мог разобрать.

— Како уништава, тако ће се и уништити, — сказал

чернявый и наотмашь полоснул бритвой Йовану по левой ладони.

Он снова закричал — не от боли, от обиды. Как разрушает, так и разрушится. Разрушится… Плакала теперь йованова хорошая жизнь.

Лезвие бритвы осыпалось прахом, смешиваясь с алой кровью, брызнувшей из пореза. Битва не должна была успеть ничего разрезать, должна была раньше раскрошиться. Но успела, потому что это было колдовство.

— Корнелиу, дай-ка нож, — потребовал чернявый, бросив бритву на стол.

Засранец, который Йована так подставил, взял мелкий перочинный ножик со стола и протянул чернявому. Тот приложил лезвие плашмя к левой ладони Йована и… ничего не произошло. Нож остался цел.

— Сработало, — пропела баба таким сладким довольным голосом, что Йован от изумления чуть сам не обрадовался собственному горю. — А теперь, дружочек, нам с тобой предстоит долгий интересный разговор…

Воришка выглядел так жалко, что Кайлен ему даже посочувствовал: с перемотанной полотенцем левой рукой, он сидел, понуро вжавшись в стул, и молча слушал, как Эйлин вещает все, что ему нужно знать про Пакт и его соблюдение.

— А если я не подпишу?.. — глухо спросил он наконец.

— Тогда я тебя убью, — совершенно ровным голосом сообщила Эйлин. — Не переживай, это будет быстро и не больно.

— Хорошенький выбор… — мрачно проворчал Йован. — Или сейчас помрешь быстро и не больно, или потом медленно и больно…

В отличие от косвенного разглашения Пакта — такого, которое случилось по глупости с Теодором, прямое разглашение кончалось действительно препаршиво. И смерть была куда мучительнее, чем та, что постигла Ласло и остальных. Колдовство это, вплетенное в Пакт при создании, нужно было ровно для таких вот случаев, когда подпактные сведения попадали к кому-нибудь совсем случайному и не слишком благонадежному.

— Так ты язык за зубами держи — и помирать не надо будет, — сказал Йовану Кайлен. — Умудрился же про книжку никому не растрепать, значит, и тут справишься. Отсидишь только за все, что наворовал, выйдешь — и делай что хочешь, если молчать будешь.

— А на суде я что скажу?! Вот спросит меня судья…

— … а ты ему и скажешь, что не книжку нашел, а бутыль с какой-то жидкостью. Что за жидкость — не знаешь, из чего состоит — понятия не имеешь, ты ж не химик. Когда за тобой полиция пришла, все в печке быстро сжег, — подсказал ему Корнелиу. — С ума съехать можно, я теперь кронебуржских воров учить должен законникам свистеть, будто они сами так ни разу не делали!

— Это он с перепугу не соображает, — щедро вступился за Йована Кайлен.

— Так что, подпишешь? — осведомилась Эйлин, подняв бровь.

— А что мне еще остается?..

— Кайлен? — Эйлин уставилась на него, и Кайлен поморщился.

Делать

это он не любил ужасно: у него имелось слишком много претензий к Пакту, чтобы участвовать в его заключении. Но Эйлин его потом без соли сожрет, конечно, если ей сейчас придется тащить Йована сперва в холмы на подписание, а потом оттуда обратно, чтобы сдать Шандору в железные руки правосудия. Немного подумав, Кайлен решил, что лучше потерпеть заключение Пакта, чем выедание мозгов чайной ложечкой от прекрасной эйры Надзора. И протянул Йовану правую руку.

— Руку мне пожми, — велел он. — А потом держи крепко, не отпускай, что бы ни почувствовал, а то все заново придется начинать. Больно не будет, но может быть щекотно.

Йован протянул руку в ответ, медленно и нехотя, но ладонь Кайлена сжал крепко. Эйлин извлекла из сумочки на поясе широкую белую ленту и принялась обвязывать их руки, произнося все положенные слова на высоком наречии.

— Слышал, что она говорила? — спросил Кайлен.

— Эт латенский, вроде… — неуверенно сказал Йован.

— Вроде того, — хмыкнул Кайлен.

— Я по-латенски ни пса не понимаю.

— Это не обязательно, главное — чтобы повторить мог.

— Ну уж как-нибудь постараюсь…

— Повторяй слово в слово, настолько точно, насколько сможешь, — велел Кайлен. — Dearbhaim leis in tairngire seo…

— Дьaр… вим… лэш ин… — неловко, с запинками начал Йован, но Кайлен сразу ощутил, как по их рукам начала горячо и колко разливаться старая магия холмов.

Эпилог

ЯД ИЗ ЦИРЮЛЬНИ

По Кронебургу прокатилась волна смертельных отравлений, вызванных редким заморским токсином, попавшим в мыло для бритья. Известный торговец Ласло Андронеску, его приказчик и еще один мужчина, личность которого в полиции отказались раскрыть, пали жертвами чудовищной оплошности аптекаря, хранившего опасное снадобье рядом с кусками мыла. По счастью, полиция Кронебурга вовремя раскрыла запутанную тайну этих смертей и тем избавила город от дальнейших невинных жертв.

Кайлен отложил газету и усмехнулся. Токсин в мыле, надо же! Еще и редкий, и заморский… Он себе живо представлял, как это происходило, видел уже подобные случаи пару раз. В полицейский участок заявилась Эйлин, сама на себя совершенно не похожая: магия иллюзии, сплетенная на основе эбед, еще и не такое могла. Шандор ее, наверное, представил кем-нибудь с кафедры химиков в Академии натуралистических наук. В этот раз химики отдувались за всех — и за Теодора, и за Йована.

Эйлин пришла и начала рассказывать — без единого слова вранья, конечно же: жители холмов никогда не врали. Говорила что-нибудь общее, вроде «мы провели исследование», а какие именно мы и что за исследование — полицейские могли сами додумать, сообразно своему разумению. В итоге, ничего конкретного так и не сказав, она у всего полицейского участка создала стойкое убеждение, что уважаемая специалистка из Академии им поведала, как пресловутый заморский токсин нашли в мыле у аптекаря. Во всех подробностях.