Отзвуки родины
Шрифт:
— Вы слыхали выстрелы? Они были со стороны Штрандгольма, — закричал Отто, перегоняя сестру. — Наши немцы подвигаются все ближе! Все леса принадлежат к мансфельдским имениям; это — первое сражение на нашей земле!
— Мне, право, кажется, Отто, что вы радуетесь этому, — с ужасом сказал Лоренц, но его воспитанник надул губы и с сердцем резанул по воздуху бичом.
— Нет, меня злит, что я не могу быть при этом.
— Да, это похоже на вас! Но вы пешком, где же вы оставили своих лошадей?
— У Арнульфа! На
Он обернулся к сестре, следовавшей за ним и с удивлением смотревшей на воспитателя. Арнульф Янсен не двигался с места, он не сделал ни шага навстречу девушке, но его глаза неотступно следили за стройной фигурой.
— Вы видели сражение, Арнульф? — спросила она.
— Очень мало, по-видимому, это была стычка в лесу. Штрандгольм слишком далеко отсюда; кроме того, все окутано туманом, трудно разобрать что-нибудь.
Элеонора подошла к нему еще ближе и так понизила голос, что только он один мог слышать ее.
— А других известий никаких нет?
— Никаких, — последовал такой же тихий ответ. — Наши молчат.
— Тише — Отто слышит нас, — перебила Элеонора и, равнодушно отворачиваясь от него, громко прибавила: — Ты взобрался бы на холм, Отто, вместе с господином Лоренцом. Оттуда, несомненно, видно больше, чем здесь, на берегу.
— Да, это был как раз мой наблюдательный пост, — подтвердил Янсен.
Но Отто не спешил следовать этому совету. Критическим взором окинув обоих, он ответил с едкой раздражительностью, которую даже не старался скрыть:
— Это значит, вы меня прогоняете, потому что у вас снова пойдут важные разговоры, и я здесь, конечно, лишний? О Арнульф, я прекрасно знаю, что ты все доверяешь моей сестре! Она знает все твои тайны, ты говоришь ей все, она во все посвящена, а я ничего не знаю. Меня гонят, как школьника, который выбалтывает все, что услышит.
— Но Отто, с чего ты взял? — попыталась было успокоить его сестра, однако обмануть юношу было не так-то легко.
— О, я вовсе не желаю врываться в ваше доверие, — гордо заявил он. — Пойдемте, — обратился он к воспитателю, — вы видите, от нас хотят отделаться, нас посылают наверх, где нам ничего не будет слышно.
— Безопасно ли только там, в лесу? — заметил Лоренц, бросая озабоченный взгляд наверх.
— Я с вами! — воскликнул Отто, ударяя себя в грудь. — Я защищу вас! Хотелось бы мне, чтобы на нас напали…
— Что вы, Бог с вами! — с ужасом запротестовал старик, но его воспитанник продолжал с еще большим пылом:
— Чтобы я мог показать своей сестре и Арнульфу, что я — не ребенок, которого удаляют, когда взрослые разговаривают.
С этими словами он увлек за собой воспитателя. Тот, вольно или невольно, последовал за ним, и они исчезли за деревьями.
— Он прав, — промолвил Арнульф, смотря
— Да, но у него вовсе нет рассудительности, — ответила Элеонора, — и этим он повергает в опасность и себя, и других. Итак, от наших нет никаких известий?
— Нет, посланный, которого я жду, прибудет, вероятно, только ночью; днем ведь здесь нельзя шелохнуться: наместник сторожит, как Аргус. Полицейской и военной властью он думает задавить всех, но долго так продолжаться не может, и спаси его Бог, когда все поднимутся против него!
Смутная угроза слышалась в этих словах, и взор, сопровождавший их, не сулил ничего хорошего. На лбу молодой девушки образовалась мрачная складка.
— Хольгер очень часто бывает в замке, — сказала она. — Он и граф Оденсборг — большие друзья.
— Ничего нет удивительного, ведь рыбак рыбака видит издалека! А вы также все еще в Мансфельде?
— Что же делать! Вы ведь знаете, что оставаться нас вынудила бабушкина болезнь. Только вчера доктор разрешил переехать в Викстедт. Я как раз возвращаюсь оттуда, где приготовляла все необходимое, а на будущей неделе мы покидаем, наконец, Мансфельд. Слава Богу!
Элеонора глубоко вздохнула, словно этим с нее сняли невыносимую тяжесть.
Янсен утвердительно кивнул головой.
— Я охотно верю, что вы стремитесь уйти оттуда, — граф достаточно портит вам жизнь. Он так же сурово хозяйничает в Мансфельде, как наместник — в округе; а настоящему владельцу и горя мало: он целыми днями охотится, скачет сломя голову по полям, катается и спокойно смотрит, как его отчим разыгрывает хозяина. Удивительно послушный сын! Вообще он с самого начала был полным нулем!
— Арнульф, оставим это! — сдавленным голосом промолвила Элеонора.
— Вы не желаете слушать? — резко спросил он. — А между тем вас это касается больше всех! Старый барон, конечно, не знал, что налагал на вас своей волей…
— Я еще раз прошу вас оставить это!
В этих словах девушки была тревожная мольба, но Янсен подошел к ней вплотную, мрачно глядя на нее.
— Если это обижает вас, я не произнесу больше ни звука, но мне вы должны позволить сказать одно слово. Вы выросли на моих глазах, и я не допущу, чтобы над вами учинили насилие. Когда я увидел вас в первый раз, — в его голосе слышалось с трудом подавленное волнение, — тогда я принес вашей матушке полковника Вальдова, вы были еще ребенком, и ваша матушка подняла вас ко мне, чтобы вы могли поблагодарить меня за жизнь отца. Я был необузданным мальчишкой и не думал ни о детях, ни о женщинах, но мне никогда не забыть того, как вы своими маленькими ручонками обняли меня за шею и повторили подсказанные вам слова… никогда не забыть! Мне вы должны позволить сказать вам слово.