Отзвуки времени
Шрифт:
– Постой, не уходи. Видишь тот дом? – он показал рукой на окошко с цветами на подоконнике. – Иди туда, попросись на ночь. Там живёт Параскева Антонова. Ей блаженная Ксения, есть у нас тут такая, дом отдала, но с наказом бедных пускать даром жить.
– Как отдала? Разве так бывает?
– Бывает. – Голос Маркела потеплел. – Не каждому припадает счастье свидеться со святой душенькой, а нам, стало быть, свезло. Знаешь, Ксения у меня один раз копейку взяла, а надобно заметить – она не у всех берёт. Вот я иногда нет-нет, да и подумаю: вдруг та копеечка к моим внукам-правнукам добром вернётся? И ты не бойся, иди к Антоновой,
Наташа слабо улыбнулась:
– У тебя, Маркел, тоже душа добрая. Но я не могу постоянно жить, как крыса в норке, и своих благодетелей под топор подводить.
– Да ты погоди, – перебил он её слова. – Дослушай. Есть у меня один знакомец, что знает много ходов и выходов. Спрошу его. Может, он чего присоветует. Останется лишь на глаза твоим барам не показываться. Ну да это дело нехитрое. Лет через пять про тебя все забудут.
Князья и чернь хоть и купаются в одной реке, да в разных запрудах. Выйдешь замуж, детей народишь и станешь обычной посадской жёнкой, на которую никто хулу не возведёт.
– Да кто ж на мне женится? – покраснев до ушей, бухнула она невпопад.
Он ухмыльнулся:
– Найдутся желающие. Такие красные девки без женихов не остаются. А сейчас иди, кланяйся Параскеве и жди от меня весточки. Да моли Бога, чтоб Он нам подсобил.
Кабак в Пушкарской слободе было видно и слышно издалека. В широко распахнутых воротах ночь-полночь толпился чёрный люд, что стекался сюда с соседних улиц. По земле стелился дым из трубы, в нос шибало брагой, потом, гарью. Подбирая с земли заледеневшие объедки, грызлись собаки. Зажиточные посадские да купцы сюда не хаживали, предпочитали трактир поближе к набережной. Там и через Неву ездить сподручнее, и товар с баржи принять. А в дешёвых кабаках одно хорошо – околоточный надзиратель не заглядывает, потому как с мелкого народишку никакого навару нет, да и порядок им ни к чему, сами разберутся, кто прав, кто виноват.
Маркела передёрнуло от стыда, что он по молодости да по глупости заглядывал сюда ради хмельной радости. Зазорно должно быть человеческому роду уподобляться свиньям. Не того Господь желал Своим детям, когда вкладывал им в голову разумные мысли и одаривал бессмертной душой.
На лавке под окнами лежал и орал пьяный плотник Федька с Колтовской слободы. Маркел толкнул его кулаком в плечо:
– Эй, Федька, вставай, иди домой. Жена небось все глаза проглядела поджидаючи.
С трудом подымая голову от скамьи, Федька глянул на него мутным взором, напоминающим цвет самогона в бутыли:
– Мне и здесь хорошо.
Входные двери в кабак то и дело хлопали. Туда входили, оттуда выползали. Простоволосая баба на сносях волокла на себе тощего солдата. Он едва перебирал ногами и бормотал что-то невнятное. Краем глаза Маркел заметил вороватого Петьку по прозвищу Многоручка и проверил завёрнутые в тряпицу деньги за пазухой. Несколько лет копил, чтобы мастерскую расширить. Ну, да ради спасения души Натальюшки ничего не жалко.
Отстучав снег с валенок, он шагнул в спёртый кабацкий дух, витавший над лавками вдоль стен и над длинными столами, уставленными штофами и оловянными кубками.
При виде Маркела целовальник Сидор сгрёб с
– Никак Маркелушка до нас добрался! Сколько лет, сколько зим! Давненько к нам не заглядывал!
– И то правда, Сидор, – степенно кивнул Маркел, – дел много, недосуг. Да мальчонка без матери – не до баловства. Сам понимаешь.
– Как не понимать, Маркелушка, всё понимаем. Но работящему мужику завсегда нужна отдушина. Почему бы не промочить горло с доброй кумпанией?
– К кумпании и пришёл. – Маркел шагнул к прилавку и заговорщицки подмигнул. – А скажи-ка мне, на месте ли Кифа Тихонович?
Если Сидор и удивился, то виду не подал, потому что Маркел подкрепил свою просьбу серебряным елизаветинским рубликом последнего выпуска. Тем, где императрица с одним локоном на плече. Деньги немалые – за рубль в трактире можно месяц уху со щучьими головами хлебать или есть жаркое из тетёрки да с тёртым хреном.
Молниеносным движением Сидор зажал монету в кулак и скосил глаз в сторону потаённой дверцы за перегородкой:
– Иди да стукни с оттяжкой пять раз, иначе не отворят.
После пяти стуков дверь приоткрылась на малую щель, и оттуда осторожно выглянул худосочный отрок лет двенадцати.
– К Кифе Тихоновичу, – сказал Маркел.
Отрок растворил дверь пошире:
– Показывай карманы, что ножа нет.
– А может, он у меня в голенище, – попробовал пошутить Маркел, но отрок сурово сдвинул брови:
– И голенища проверим, не сумлевайся.
Общупав карманы не хуже тюремного надзирателя, отрок провёл Маркела в горницу, где кроме стола и лавок стоял резной шкаф с дубовыми дверцами, наподобие того, какие стоят в домах у аглицких мастеров.
– Теперь сюда. Да голову нагни, а то лоб расшибёшь. – Двумя руками отрок толкнул дверцу шкафа, и ткнул пальцем внутрь: – Туда иди. Там Кифа Тихонович.
Про существование Кифы Тихоновича Маркел узнал случайно, когда ему заказали хитрую бочку со скамеечкой внутри и тайными дырками для воздуха и обзора. Заказчиком был целовальник Сидор. Отсчитав пятнадцать рублёв – цену, за которую можно коровёнку сторговать, Сидор велел держать язык за зубами. Да Маркел и сам не дурак, понимал, что таковая бочка не для солений предназначена. Хотел было даже от работы отказаться, но рассудил, что мало ли какая блажь заказчику в голову стукнет, да и деньги были нужны – Егорушка недужил, приходилось лекарю платить и няньку нанимать.
А через какое-то время к нему во двор явился нарочный от Сидора и шепнул, мол, Кифа Тихонович весьма доволен работой и велел обращаться, если будет надобность какое дельце обстряпать. И подмигнул лихо, по-разбойничьи, так что Маркела в жар бросило, и он дал зарок больше ни за какие деньги с Сидором не связываться.
Но не зря присказка бытует: «Никогда не зарекайся». Взяла нужда за горло – и побежал, как крапивой настёганный.
Масляная лампада на столе освещала маленькую комнатёнку без окон, два шага на два. Было жарко натоплено, но не душно. Тёмным пятном пласталась на полу медвежья шкура. На широкой лавке у стены лежало пёстрое покрывало и вместо подголовника – свёрнутый домотканый коврик. Ещё одна лампада из венецианского стекла освещала лик Спасителя в красном углу. Когда Маркел зашёл, то от потока воздуха лампада качнулась и по стенам заплескались розовые тени.