Овация сенатору
Шрифт:
— В самом деле, Метроний как-то слишком быстро вошёл в милость Сейяна тогда… Но теперь он мёртв.
— Его тело опознали только по перстню, но ведь не так уж трудно подсунуть его под труп.
— Ты думаешь, он мог выжить? — изумился Марк Валерий.
— Надеюсь, что нет. Весьма трудно сражаться с тенью! — ответил патриций и снова хотел было попрощаться.
Но тут открылась дверь, и на пороге появилась Валерия.
В лёгком плаще, надетом поверх мужской туники, длинные чёрные волосы прикрывает шляпа с широкими полями, грудь стянута повязкой: в таком виде издали кто угодно принял бы её за юношу.
Сенатор посмотрел на
— Ты что, уже забыл, кто это? — с явным упрёком спросила она брата.
— Аврелий всё знает. Говори свободно, не стесняйся!
Женщина хотела было возразить, но затем, обратившись к брату, просто перестала замечать гостя.
— Редкий случай, когда базилика Фебрууса открыта для публики. Шантажист, видимо, знал это, раз выбрал этот день и час, чтобы смешаться с толпой верующих, входивших в храм для отправления священного ритуала. Я присоединилась к ним и прошла к большому дубу, но в дупле уже не было никакого пакета.
— Этот негодяй чертовски хитёр! — вскипел злобой Валерий.
— Можешь точнее описать человека, которого видела в прошлый раз? — спросил Аврелий.
— Невысокого роста, в темном плаще…
«Как и убийца», — подумал сенатор.
— Он на мгновение повернулся, и мне показалось, что у него довольно длинный нос. Но ведь неизвестно, кто забрал послание. Это вполне мог сделать какой-нибудь нищий, искавший убежища на ночь.
— Подумай ещё! — в отчаянии настаивал Валерий.
— Больше ничего не могу вспомнить. А теперь, если позволите, я хотела бы переодеться. Мне неудобно в этой одежде.
— Жаль, она идёт тебе! — не удержался Аврелий и улыбнулся.
Валерия испепелила его взглядом и поспешила удалиться.
— Я тоже пойду, — сказал патриций, направляясь к выходу.
— Аврелий! — остановил его Валерий. — Я тут подумал… Может быть, мы когда-нибудь снова станем друзьями.
— Будущее отдыхает на коленях у богов, — с сомнением произнёс сенатор.
Тут в дверь постучали, и на пороге появился императорский посланец.
— Полководец Марк Валерий Цепион! — воскликнул он и по-военному приветствовал военачальника, ударив себя в грудь кулаком. — Сенаторы объявили тебе овацию!
Полководец не сдержал радостного возгласа и совершенно неожиданно обнял патриция, словно их дружба никогда и не нарушалась.
— Gratulor tibi! Поздравляю! Я буду приветствовать тебя на трибуне, — пообещал Аврелий.
Овация — высшая почесть, какой удостаивали римских воинов с тех пор, как триумф стал привилегией Цезарей. После такого признания Валерий мог считать себя в безопасности — отныне даже мрачная история про отца-предателя не смогла бы омрачить его славу…
— Метроний жив? Не может быть! — твёрдо заявил Кастор.
— Я должен учитывать и эту версию, как бы невероятно она ни выглядела.
— Шла бы речь о каком-нибудь греке, я ещё поверил бы. Мы привыкли жить там и тут под разными именами, потому что самое главное — иметь туго набитый кошелёк! А римлянин, напротив, слишком много значения придаёт своей гравитас [73] , чтобы прятаться в тени.
— И всё же консул в полной мере отвечает всем требованиям к тому, чтобы оказаться виновным. Он был двоюродным братом и другом Квинта Цепиона, очень
73
Gravitas (лат.) — солидность, достоинство.
— Но кто же в таком случае шантажирует Валерия? — спросил александриец. — Я узнал, что недавно он забрал два больших вклада у своего банкира… Прочитать, что написано на кожаных шнурках, как я понимаю, так и не удалось.
— Это было лишь предположение. Остиллий ручался, что видел Марка Валерия в то утро.
— Его свидетельство недостаточно убедительно, мой господин. По словам бездельников на Форуме, старейшина Сената прибыл туда, когда рассмотрение дела было почти закончено.
— Странно, потому что он вручил консулу петицию «О падении нравов» намного раньше… — удивился патриций. — Теперь, когда вспоминаю об этом, мне кажется, что он тоже чудом спасся, когда Агриппину осудили на изгнание на остров Пандатария. Потом во время предполагаемого заговора он командовал приграничным легионом, как и Цепион. Кроме того, он был клиентом Глафиры, знал Эбе…
— Что же, добавь и его в список подозреваемых, хозяин. Теперь в нём уже весь Рим. Для полноты картины недостаёт только императора! — с сарказмом произнёс Кастор.
— Интересно, что не так в моих рассуждениях? — рассердился Аврелий.
— Ты столько всего насочинял: таинственное сокровище, оживший Метроний, шантажист… Если добавишь сюда жадного сутенёра и похищенную девушку, нашедшую богатых родителей в тот самый момент, когда её продают в дом терпимости, то останется лишь придумать себе какой-нибудь греческий псевдоним, чтобы стать успешным комедиографом! — посмеялся над ним вольноотпущенник.
— Ну, может быть, я несколько преувеличил… — неохотно признал патриций.
— У тебя какие-то странные гипотезы, мой господин, особенно если учесть, что существует куда более простое решение.
— Какое? — поинтересовался Аврелий, уже предвидя ответ.
— Метроний, который присвоил в своё время золото, убил Антония, договорившись со своей прелестной супругой, чтобы она отвлекала одного моего хорошего знакомого — любителя совать нос в чужие дела. Впоследствии, однако, их интересы стали расходиться, и Кореллия решила, что проще поджечь дом Глафиры, чем гоняться за двумя зайцами. Пожар освободил её и от неудобного мужа, и от улик, из-за которых она могла утратить общественное положение и состояние.
И не забывай также, что имущество предателей не достаётся наследникам, а отходит в пользу государства!
Аврелий проворчал что-то невнятное, тщетно пытаясь придумать резкий ответ безупречным рассуждениям грека.
— А если Германия тут ни при чём, мой господин? Если Антоний был убит совсем по другой причине. Мы же знаем, что Валерия была неравнодушна к нему…
— Мы знаем также, что у них не могло быть интимных отношений, — уточнил сенатор.
— Вот именно! Мы рассуждаем тут о каких-то интригах, которым якобы суждено изменить ход истории, а вполне возможно, что несчастный Феликс пал жертвой рассерженной женщины! Валерия, конечно же, легко может выдать себя за мужчину…