Овцы смотрят вверх
Шрифт:
Немытый, небритый, в одежде, которую не менял уже больше недели, Филип открыл глаза и первым делом схватил пистолет. В гостиной, которую они сделали своей базой, было еще темно, а электричества не было с момента объявления чрезвычайного положения. Не было и воды. Когда еще не умерла последняя батарейка в транзисторном приемнике, они узнали, что город сошел с ума именно из-за отравления источников воды… И Гарольд – тоже…
Теперь Гарольд сидит в углу – немытый, безразличный ко всему; он сосет большой палец правой руки, а глаза его устремлены
Джози лежала в заморозке с плотно закрытой крышкой. Но, поскольку электричества не было, от заморозки уже шел запах. Впрочем, ему трудно было сравняться с тем, как несло из туалета. Воды ведь тоже не было!
Денис, такая же немытая, как и Филип, без парика, со шрамами на голом черепе, села и прошептала:
– Кто это может быть?
– Откуда же, черт побери, мне знать? – отозвался Филип.
Сидя на углу стола, он выпрямился и стал тереть сонные глаза костяшками пальцев руки, в которой держал пистолет. Этим утром он чувствовал себя плохо, гораздо хуже, чем накануне, но термометр они разбили, когда пытались измерить температуру Гарольду, а во время двух своих экспедиций на улицу Филип так и не добрался до аптеки, чтобы достать новый. В первую свою вылазку Филип забрал из машины пистолет, а во вторую он узнал, что все торговые точки в округе разграблены. Свои силы они поддерживали остатками глубоко замороженных гамбургеров и апельсиновым соком.
Филип, обойдя импровизированный очаг, добрался до двери. Жить в современном доме, но без обычных удобств – удовольствие ниже среднего. Газ отключили примерно в одно время с электричеством. Им повезло, что в кладовке у них завалялся лист асбеста, из которого они и соорудили очаг, положив сверху решетку от плиты.
Он выглянул в глазок и напряженно замер. После чего повернулся к Денис и прошептал:
– Армия.
В это же время из соседней квартиры, откуда за последние два дня не доносилось ни звука, послышался шум.
– Ты уверен? – спросила дрожащим голосом стоящая на коленях Денис. – А вдруг это кто-то притворяется…
Но было что-то убедительное в том, как выглядел стоящий за дверью старший сержант с лицом, наполовину скрытым маской, с блокнотом и ручкой в руках. Составляет что-то вроде списка, вероятно! Затем за спиной сержанта возник рядовой с петлицами медицинской службы, который держал коробку с какими-то банками и контейнер с белыми пилюлями.
– Да нет, все в порядке, – пробормотал Филип и открыл замки, впрочем оставив цепочку на двери и держа пистолет так, чтобы его было видно снаружи.
– Бросьте пистолет, или я стреляю! – рявкнул сержант, в руках которого, словно по волшебству, появился карабин, который он наставил на Филипа.
– Но я не собираюсь ничего делать, – слабым голосом сказал Филип. – Я здесь живу, это мой дом.
Заброшенный, грязный, вонючий. Но – мой.
– Бросьте пистолет!
Филип пожал плечами и бросил пистолет на стоящую поодаль кушетку.
–
– Да.
– Ваши документы!
Филип порылся в карманах и достал водительское удостоверение. Протянул сержанту. Тот кивнул и сказал:
– И откройте свою вонючую дверь.
– Открываю.
Филип сбросил цепочку. Рядовой-медик вошел и, наморщив нос, стал оглядываться. Маску он сбросил на подбородок, о чем явно сожалел. Впрочем, в квартире воздух был не лучше, чем снаружи, – пожары в центре продолжались без малого пять дней, и ветер все еще приносил дым из пригородов.
– А вы – миссис Мейсон, – сказал сержант, обращаясь к Денис и возвращая права Филипу. – И у вас есть двое детей, так?
Звуки сержантского голоса странным образом внушали уверенность. С тех пор как умерла Джози, Филип решил, что никто в мире более не знает, что, как и когда нужно делать и каким образом. Сам он часами сидел у окна, глядя на поднимающиеся вдали столбы дыма, неспособный ни реагировать, ни тем более строить планы.
Денис поднялась на ноги, зачем-то прикрывая грудь одеялом – прикрывать было нечего, так как и она, и Филипп были полностью одеты и все это время не раздевались.
Вошел третий, тоже рядовой, с мешком из джутовой ткани, в котором лежало что-то тяжелое. Увидев пистолет Филипа, он подхватил его, вытащил оставшиеся патроны и бросил оружие в мешок.
– Эй, это мой пистолет! – слабым голосом запротестовал Филип.
– В городе запрет на ношение оружия! – сообщил сержант. – У нас около двадцати тысяч трупов с огнестрелом. А это – ваш сын?
И он показал на Гарольда.
– Да.
– А другой ребенок, девочка?
– Девочка… – начал Филип.
– Она мертва, – произнесла Денис.
Сержант, нимало не удивленный, сделал пометку в своем блокноте.
– Понятно. Как это произошло? – спросил он.
– Гарольд ее убил. Хотите посмотреть на тело?
Слова Денис пробили брешь в спокойной, деловой манере, с которой сержант вел разговор. Опустив блокнот, он уставился на женщину.
– Я думала, она спит, но оказалось, что он ударил ее кухонным ножом, а потом прикрыл ее любимым одеялом.
Денис проговорила это спокойным, бесстрастным тоном. Неделя, проведенная в аду, лишила ее всех эмоций.
Сержант и рядовой-медик переглянулись.
– Я думаю, тут лучше позвать врача, – сказал рядовой. – Это за пределами моей компетенции.
– Согласен, – кивнул сержант. – Посмотри, закончил ли он с телами у соседей.
– Телами? – спросил Филип, сделав невольный шаг вперед. Они не были особенно дружны с семьей Фредериков – ограничивались кивками головы при встрече. Правда, когда разразился кризис, Филип подумал, что двум семьям неплохо было бы объединить силы и ресурсы, но на его стук соседи не открыли.
– Да, тела, – ответил коротко сержант. – Кроме вас, в здании мы пока не нашли ни одного живого человека. В армии служили?