Овертайм
Шрифт:
– Я разговаривал со своим прежним агентом...
– Погоди, - прервал удивленный Гагарин.
– Это с Васькой что ли? Которого ты год назад с лестницы спустил вместе с контрактом "Северных волков"?
– Да, с тем самым, - Андрей взъерошил волосы.
– Пришлось извиниться.
– Ха, еще бы! Парень пострадал ни за что, ни про что.
– Вань, я тогда слабо соображал. И хорошо, что еще никого не прибил по тихой грусти...
– М-да, - добавить что-либо друг не мог. Все равно самая большая вина за случившееся лежала именно на нем.
– Ладно, опустим. Что удалось узнать от этого проныры?
– Нельзя мне дожидаться окончания контракта. Я
– Оппа! А ну, подробнее.
– Подробностей мало, - собеседник пожал плечами.
– И так не знаю, как Васька все выведал. В общем, канадцы параллельно еще какого-то парня смотрят. Молодого. Он тоже вот-вот освободится.
– Так что у вас: кто первый встал - того и тапки?
– Не совсем...
– Андрей замялся. Никакой конкретной информацией он не располагал.
– Канадец клянется, что очень заинтересован во мне. Каждый раз, когда разговариваем, поет дифирамбы и всячески успокаивает...
– Но ты по-прежнему без контракта, а о конкуренте монреальская крыса молчит. Блеск!
Вместо ответа Андрей опрокинул в себя остатки пива. Где-то на задворках сознания проскользнула мысль, что надо бы предупредить Настю о затянувшейся встрече с другом. Он уже потянулся за телефоном, как подали горячее. Запеченная на гриле рыба и новая порция Будвазейра отвлекли все внимание на себя.
***
Ожидавшая его возвращения домой женщина всерьез начала волноваться. Стопочка использованных бумажных салфеток давно перекочевала в мусорное ведро, а заплаканные глаза уже не пугали краснотой. Почти в норме. Почти готова к разговору. Почти...
Он все не приходил. И телефон молчал. Молчал, проклятый, как не молчал в обед, когда все завертелось.
Досадно.
Горько.
Больно.
***
Войдя в просторную приемную, женщина первым делом посмотрела на часы. Опоздала на полчаса. Плевать. То, из-за чего опоздала, наверняка стоило того. Теперь она во всеоружии. Так спокойнее. Действительно, "если в начале спектакля на стене висит ружьё, то в конце, оно обязательно выстрелит". Ее ружье висит уже давно. И не была бы она Барской, если бы заранее не почувствовала опасности. Дядя что-то готовил. Его ласковый, доверительный тон мог обмануть кого угодно, но не ее. Александр Михайлович позволял себе любезность и обходительность лишь в одном случае - видя, как его конкурент признает свое поражение. Сегодня он был очень добр. Без папки с хорошим компроматом такую "доброту" вряд ли удастся осилить.
Секретарша с первого взгляда догадалась, кто перед ней. Засуетилась. Любезно поприветствовала и, уведомив сурового босса, провела в следующий кабинет. Все с улыбкой, фальшивой и насильной... Пугающей. Настя вспомнила, что тоже умела так раньше. Теперь разучилась. Счастливая. Вырывая из размышлений, тишину кабинета нарушило громкое приветствие дяди.
– Дорогая моя! Проходи. Очень рад тебя видеть.
Воображаемое дуло винтовки уперлось в висок.
– Здравствуй, дядя, - вот и все.
Исполнительная секретарша перегородила собой выход.
– Наташенька, принесите нам...
– Барский повернулся к своей гостье.
– Настя, ты что предпочитаешь?
Вариантов "яду" или "веревку с мылом" в меню наверняка не было. Она попросила чай.
Неспешно убирая со стола лишние документы, банкир изредка поглядывал на свою посетительницу. Волнуется, понимает - его девочка. Возможно, стоило вмешаться и раньше, но думал: само собой разрешится. Нахальный хоккеист - смесь упрямства и тестостерона. Такие меняют подружек как перчатки, не обременяя
Все-таки нужно было раньше вмешаться, не доводить до последней черты.
– Мы давно с тобой не виделись, Настюша...
– он начал первым.
– Нехорошо. Могла бы и позвонить как-нибудь, в гости заехать.
– Дядя Саша, давай опустим эту вводную часть, - прервала собеседница.
Дождавшись, когда секретарша оставит чай и удалится, Барский вынул из верхнего ящика стола какие-то бумаги.
Положил перед собой. Пока рано было их предъявлять.
– Что ж, тогда о главном, - одним движением руки он полностью раздвинул жалюзи, заполняя кабинет светом.
Яркое майское солнце озарило каждый уголок строгого офиса. Дорогое кожаное кресло, массивный письменный стол, картины, шкаф и самого хозяина. "О Боже, как он постарел!" - с удивлением заметила гостья. К настороженности примешалась вина. В круговерти борьбы и ожидания расплаты она совсем забыла о его возрасте. Несгибаемый магнат, властолюбивый самодур - он тоже болел и старел. Сеточка морщинок на лице стала заметнее, взгляд потускнел. Все такой же привычно холодный и цепкий, сейчас он не горел - еле тлел. Как так вышло? Раньше это не было заметно. Редкие встречи в офисе, ужины в ресторанах - каждый думал о своем, не замечая в блеклом свете настоящего лица, под маской бизнесмена. И лишь сейчас оно обнажилось, будто бы вместе с жалюзи отодвинулась и его собственная ширма. За деловой сосредоточенностью показался старик. Насте стало не по себе.
– Два года назад, когда тебя еле живую доставили в больницу, я думал, что хуже уже не будет. Мой самый страшный кошмар превратился в явь.
– Александр Михайлович осторожно опустился в кресло. Даже сейчас воспоминания о том времени отзывались тупой болью в сердце.
– Никто не мог понять, как такое произошло. Замерзнуть возле дома - непостижимо! Висевшая на волоске от смерти, ты с таким трудом выкарабкивалась. Казалось бы - счастье, повезло, спасли. Физическое состояние стабилизировалось, но ты была не ты. Оболочка, - он тяжело вздохнул, нужно было продолжать.
– Я платил медсестрам, чтобы они отвлекали тебя от ненужных мыслей, нашел самого лучшего психотерапевта, чуть не придушил своими собственными руками твоего мужа...
Во взгляде Насти вспыхнуло недоумение.
– Да, - невесело хмыкнул старик.
– Пока ты методично избавлялась от нанятых мною специалистов и игнорировала все медицинские рекомендации, я искал ответы. Сам, не доверяя никому.
– И как, нашел?
– мысль о том, что кто-то мог докопаться до нелицеприятной правды, пугала. Одно дело Таранов. Ему она призналась лишь под страхом потерять. Но дядя... Захотелось спрятаться от стыда.
Барский внимательно следил за калейдоскопом эмоций на лице племянницы: злость, недоумение, боязнь. Все он тогда разгадал правильно. Его девочка сбежала из своей идеальной семьи, не найдя там настоящей любви и заботы. Он был таким дураком, будучи уверенным, что в браке она счастлива. Несколько лет фальши. А все почему? А потому что в глубине души его маленький стойкий оловянный солдатик был слишком робок, чтобы сдаться. Настоящие трусы не капитулируют. Они спасают свою шкуру, наплевав на косые взгляды и упреки других. И только застенчивые, чуткие, не знающие, что такое настоящая любовь и опека - тянут из последних сил свою лямку. Тянут, да не вытянут. И сейчас Настя взваливает на свои плечи очередную чужую ношу.