Овладей мной
Шрифт:
Голова моего брата падает назад, и из огнестрельной раны на виске сочится кровь.
Нет-нет-нет-нет-нет!
Тело подводит меня, и когда я падаю на колени, три выстрела эхом отдаются в ночи.
Весь мой мир рушится, когда я смотрю, как пули попадают в Эверли.
Боль в моем теле утихает, пока не остается только мучительная реальность: Винсент и Эверли
Во мне вспыхивает неконтролируемая ярость, и раны, которые я получил, не могут остановить меня, когда я вырываю капельницу из руки и с трудом поднимаюсь с кровати.
Я слышу голоса, крики и вопли.
Мои глаза по-прежнему прикованы к отцу, когда я, спотыкаясь, направляюсь к нему.
Здесь нет рассуждений. Нет правильного и неправильного.
Нет воли к жизни.
Есть только ненависть и ярость.
Я поднимаю руки и, обхватив ладонями его горло, пытаюсь выдавить из него жизнь. Слишком ослабев, я опускаюсь на колени.
Дыхание учащается. А сердце бешено колотится.
Миша хватает меня, когда мой отец делает шаг назад. Он приседает передо мной, и его глаза бесстрастны, когда он приказывает:
— Возьми себя в руки, парень.
— Ты, блять, убил ее, — стону я. — Из-за тебя Винсент и Эверли мертвы.
При произнесении этих слов в моей голове вспыхивает воспоминание об Эверли, упавшей на поле.
— Почему это заняло у тебя так много времени? — Кричу я. — Какого хрена ты в нее стрелял?
Я начинаю вырываться из объятий Миши, из моей груди вырывается истошный крик. Я становлюсь похожим на бешеную собаку.
— Девчонка была обузой, — бормочет мой отец.
Я не могу ясно мыслить. Не могу успокоиться.
Я ничего не могу сделать, кроме как бороться с Мишей. У меня получается освободиться, и, бросившись вперед, я сбиваю отца с ног.
Мне удается нанести удар, врезав кулаком ему по щеке, прежде чем Миша снова хватает меня.
Пока меня тащат прочь, безумие срывается с моих губ:
— Ты, блять, убил ее. Она была моей душой! Она была для меня всем. Ты, блять, убил ее. Ты, блять, убил ее! ТЫ, БЛЯТЬ, УБИЛ ЕЕ!
Миша обнимает меня, и я не слышу ни слова из того, что он говорит.
Заключенный в своей голове, я один в темноте.
На этот раз у меня нет Эверли, которая не давала бы мне сойти с ума.
Он убил ее.
Вторую половину моей души.
С таким же успехом он мог бы убить меня.
Я чувствую мамины руки на своих плечах. Вижу ее слезы.
Женщина в белом делает мне укол, и, чувствуя головокружение, я не свожу глаз с отца.
— Я… собираюсь… убить тебя, — невнятно произношу я, прежде чем мое тело проигрывает борьбу, и я падаю на Мишу.
_______________________________
Когда я снова просыпаюсь, воспоминания уже ждут меня.
Нет такого блаженного
Удар от моей изнуряющей реальности мгновенный. Он сеет разрушение в моем сознании, уничтожая человека, которым я был раньше.
Мое дыхание превращается в отчаянные вздохи, а грудь разрывает невыносимая агония.
Миша подходит ближе и склоняется надо мной. Беспокойство глубоко запечатлено на его лице.
— Алек, успокойся.
Только тогда я слышу, как кардиомонитор пищит как сумасшедший.
Я смотрю в глаза своему лучшему другу, но его лицо расплывается в воспоминаниях о нас с Эверли, запертых в темной комнате.
И снова образ ее смерти пробирает меня до дрожи.
За один день я потерял Винсента и Эверли.
Я бы пережил потерю своего брата, но не Эверли.
В голове проносятся сцены пыток. Голодание. Бесконечные часы, проведенные в темноте и холоде.
Кажется, что больше ничего и не было — только Эверли, я и та темная комната. Нет ни "до", ни "после".
Руки Миши обхватывают мое лицо, и он умоляет:
— Алек, пожалуйста, успокойся.
Мое дыхание настолько учащенное, что мне не хватает воздуха, и, задыхаясь, я возвращаюсь в темноту, но на этот раз Эверли со мной нет.
_______________________________
Проснувшись в следующий раз, я вялый и лишенный всех сил.
Мой разум затуманен, как будто я слишком много выпил.
Трудно сосредоточиться на чем-либо, и когда я издаю стон, то слышу движение.
В поле зрения появляется мама, и снова я потрясен тем, какой старой она выглядит.
— Мама, — удается мне пробормотать.
Она медленно садится на стул и, взяв мою руку, сжимает ее обеими своими.
— Зайка. — Называет она меня эквивалентом "малыш" или "дорогой" по-русски. Мама бормочет молитву, благодаря Бога, что я очнулся, а потом по ее лицу начинают течь слезы.
— Мама, — снова выдавливаю я. — Что случилось?
Она натягивает улыбку на лицо, качая головой.
— Ты здесь. Это все, что имеет значение. — Ее голос срывается, и опустошающая сердечная боль искажает черты ее лица, затем она шепчет: — Ты все еще рядом со мной.
Воспоминания о прошедших месяцах задерживаются, но постепенно они начинают просачиваться в мой разум.
Из-за лекарств, которые они мне дали, я вынужден ощущать сокрушительный удар за ударом.
Я вынужден чувствовать.
Помню избиение, порку, нож в моей руке.
Помню голод и голодные муки.
Помню мышечные спазмы; мое тело, изнемогающее от недостатка движения.
Помню, как Эверли угасала на моих глазах.
Тьма.
Бесконечная гребаная тьма.
Я закрываю глаза от яркого света в комнате.