Овод
Шрифт:
Сосредотачиваюсь на пейзаже за окном, который просматривается сквозь пожелтевшую от времени занавеску: высокие деревья в отдалении, ближе лишь перекошенный деревянный забор и машина во дворе. Дорогая иномарка автоматически говорит о статусе её владельца. Вот только где он сам?
– Доброе утро! – Голос, врывающийся неожиданно, заставляет переключить внимание на вошедшего.
– Эрнест? – Моё удивление настолько явное, что доставляет удовольствие младшему Тафанову.
– А кого ждала увидеть? Яниса? – опускается в старое, потёртое временем кресло с высокими, тонкими бортами.
Эрнест
– С тобой всё в порядке? – задаю вопрос, но он не сразу на меня реагирует, будто погрязнув в раздумьях.
– Всё отлично, – натягивает улыбку. – Настолько, что я готов орать о своём состоянии на весь мир. Наконец-то основной раздражитель, портивший мою жизнь долгие годы, ликвидирован.
– Раздражитель?
– Хочешь посмотреть? – Лукаво улыбается, приближаясь к кровати. – Смотри, Майя, – шепчет, приблизившись ко мне, – смотри внимательно.
Тычет в лицо телефоном, где на экране фото Яниса. На лице всё те же увечья, что и вчера, но кожа бледная, рот приоткрыт, а неестественная поза заставляет распахнуть глаза, не желая принимать то, что мгновенно ворвалось в мысли. Так не бывает. Не может всё наладиться, верно сойтись, дав слабый огонёк надежды на счастье, а затем разлететься на крошечные осколки боли.
– Он сдох, – шипит, проведя носом по моей щеке и с жадностью втянув воздух, – сдо-о-ох…
– Нет, – заявляю уверенно, не желая принимать слова Эрнеста.
Янис, уходивший месяц от Охотников, не мог так глупо погибнуть. Всё это время он был один, но теперь имеет поддержку Дамира и отца. А если сдал Герман Янович? Однозначно нет. Он ведь помог, прислал своих людей, которые были готовы к реальным действиям. Или нет? Всё это лишь представление?
– А у меня ещё несколько картинок есть.
Смахивает фото, показывая Яниса с разных ракурсов. Всё это не даёт надежды, что Эрнест лжёт, стремясь убедить меня в смерти брата.
Закрываю глаза, забыв о наручниках, мужчине рядом и физической боли, потому что меня разрывает боль иная – удушающая, разрывающая, уничтожающая. Где-то в районе живота стягивается тугой узел, не позволяющий вдохнуть. Зажмуриваюсь до тёмных кругов и писка в ушах, хочу лишь одного – чтобы всё сказанное оказалось дерьмовой шуткой.
– Что, переживаешь? – В сознание врывается голос Эрнеста, подтверждающий, что всё это мне не снится.
– Он ведь твой брат, – хриплю, давясь всхлипами, рвущимися из горла.
– Брат? – взрывается металлическим смехом. – Сколько себя помню, всегда хотел от него избавиться. Сделать так, чтобы чёртова проблема растворилась, оставив лишь меня, единственного сына, который заслуживает всё. Он стоял у меня на пути, слышишь? Словно грёбаная тень, не позволяющая жить моей, законной жизнью. – Голос Эрнеста срывается на хрип.
– На пути? – открыв глаза, впиваюсь взглядом в того, кто сейчас мало похож на человека, с которым я провела в одном доме три недели. – Он ведь даже с отцом не общался, встреч не искал, ничего не просил.
– Зато папочка никогда не забывал о
Лицо Эрнеста становится багровым, с туго играющими желваками и пульсирующей крупной веной на виске, по которому стекают прозрачные капли. И в этот момент внутри появляется противный звоночек, дающий понять: не провоцировать. Не нужно подливать масла в этот ненавистный огонь, который может сжечь и меня. И даже не о себе я думаю сейчас – ребёнок.
– Знаешь, у тебя есть многое из того, что некоторые люди никогда не получат: большие деньги, положение, возможности и родители. И последнее я считаю главным, потому что мамы лишилась рано, а папа умер внезапно. И если отец больше любил старшего сына, у тебя ведь есть мама, которая, как мне показалось, готова ради тебя на всё.
– Ты так считаешь? Я тебя разочарую: мама готова на всё ради благополучной, сытой жизни, в которой есть её сраные побрякушки.
– Эрнест! – Голос из другой части комнаты пугает, но, повернув голову, вижу Ольгу, сжавшуюся на стуле.
Когда она вошла или была здесь изначально? И от уверенной, высокомерной женщины сейчас осталось немного. Встретившись с ней взглядом, понимаю: она боится собственного сына. Страх реальный, он передаётся и мне, когда Ольга гулко сглатывает, показывая, что не стоит провоцировать сына.
– Что «Эрнест»? Не так, хочешь сказать? Да ты же за свои цацки готова была глотать любое дерьмо и мне рот затыкала, не позволяя высказать отцу своё недовольство.
– Мы тебя всегда любили, а Яниса для меня не существовало. Я даже на инсценировку изнасилования подписалась, чтобы выдворить его из дома и освободить место тебе.
– Вот только не помогло! А знаешь почему? – Теперь сын Тафанова обращается ко мне, видимо, желая, чтобы я проявила интерес.
– Почему?
– Да потому что папочка стал ещё активнее переживать за непутёвого сына. Я из кожи вон лез, чтобы перебить успехи Яниса. «Хм, только один язык выучил? А Янис три в совершенстве знает». «В армию не взяли? А Янис отслужил и благодарность получил, а ещё ему предлагали заключить контракт». «Почему ты не понимаешь? А Янис переступил порог компании и всё знал, понимал, умел». «Ой, а вы младший сын? А старшего мы до сих пор помним – грамотный руководитель». И все мне твердили про Яниса! Каждый не забывал напомнить, что я паршивая копия идеального сына, которым восхищаются, даже несмотря на его отсутствие. Он годами не виделся с отцом, но родитель изо дня в день рассматривал его фотографии и тосковал. Искренне грустил о ребёнке, которого нет рядом. Я каждый чёртов день мечтал, чтобы с ним произошёл несчастный случай: сбила машина, ударила молния, посыпались огненные камни с неба, или он споткнулся и свернул шею. Хоть что-то, чтобы его не стало на Земле.