Овод
Шрифт:
Силы покидают, а боль в боку становится нестерпимой настолько, что приходится согнуться и двигаться в таком положении. Ещё через время картинка начинает расплываться, и мне мерещатся фигуры за стволами деревьев, в каждой из которых я вижу Эрнеста. Подкатывает тошнота, а затем и вовсе будто свет гаснет на пару секунд, выбивая из реальности, и вспыхивает тысячью неоновых ламп, бьющих по глазам.
Замедляюсь, не в силах продолжать гонку, цепляюсь за сухую ветку и лечу на землю. Раскинув руки в стороны, пытаюсь открыть глаза, взгляд упирается в пасмурное осеннее небо. Не сразу понимаю, что издаю протяжные
Чёрт возьми, это конец. А ещё вчера мне показалось, что я смогла, выгрызла у судьбы свой кусочек счастья. Расслабилась, приняв тот факт, что Янис обо мне позаботится, укроет, не предаст… К этому я шла, желая быть нужной. Но всё закончится в этом лесу на краю мира. Моё тело останется под толщей сухой листвы, скрывающей потерянную жизнь, у которой больше не осталось сил бороться. Ничего не осталось.
В какой-то момент прислушиваюсь, чтобы выловить приближающиеся звуки. Кто-то бежит, разнося по лесу эхо шагов, сменяющихся шорохом сухого лесного настила. Сначала не быстро, но затем набирает скорость. Звук теряется между деревьями, и я не могу понять, с какой стороны он доносится: справа, нет, сзади или слева…
– Майя! – Крик, от которого вздрагиваю, потому что голос принадлежит Эрнесту. – Майя!
Молчу, скрутившись у дерева и надеясь, что он меня обойдёт стороной. Поднимаюсь, приложив невероятные усилия, вновь бегу, падаю, поднимаюсь, а затем валюсь на землю и подняться уже не могу, почти теряя сознание… Сгребаю листву, понимая, что шанса выбраться нет.
– Цветочек!
– Янис… – мгновенно откликаюсь, понимая, что так меня называет лишь он. – Янис… – Из моего рта вырывается жалобный писк, который вряд ли дойдёт до него.
– Цветочек. – Он оказывается рядом, рухнув на колени. – Жива? – подтягивает, чтобы взгромоздить на себя и заключить в объятия. – Скажи что-нибудь.
– Жива… – скулю и рыдаю на его плече, не веря в неожиданное спасение. – Эрнест сказал, что тебя убили, – вырывается в перерывах между всхлипами, – фото показывал, сказал, что твоё тело привезут…
– Фикция. Сделали фото, чтобы заказчик назначил встречу, потому что в условиях значилась необходимость подтверждения моей смерти. Он фотки ночью получил, а утром указал место, куда нужно приехать. Мы приехали…
– А там Эрнест, – дополняю, понимая, кого увидел Янис. – И Ольга. Она меня освободила и позволила сбежать. Оказалась не такой сволочью, какой виделась мне изначально. Он ей не навредил?
– Выживет. – Короткий комментарий даёт понять, что женщина всё же навлекла на себя гнев сына.
– Знаешь, он тебя так ненавидит. Я даже не представляла, что можно жить и носить внутри огромное количество эмоций, разрывающих на ошмётки. Он ведь тебя заказал, хотел смерти, чтобы остаться единственным сыном, – хлюпаю носом, вжавшись в Яниса, который не двигается, гладит меня по волосам и оставляется поцелуи на лице. – Мне показалось, что он умом тронулся…
– Когда Эрнесту было шестнадцать, папаша заказал себе «роллс-ройс»: индивидуальный цвет, обшивка салона, персональные настройки. Скакал на одной ноге, ходил кругами, но
– Ой, а я ему в голову лампой попала. Как стыдно… – шепчу, вспоминая, что действие было непреднамеренным, но, возможно, усугубило состояние Эрнеста.
– Цветочек, – стонет Янис, сжимая крепче, чем причиняет боль. – Он тебя убить хотел, а ты испытываешь сожаление.
– Мне больно, – снова всхлипываю, – и, кажется, рана кровит.
Янис немного меня отстраняет, поднимает футболку, на которой красуется алое пятно, а затем опускает.
– Швы разошлись. Ничего страшного. Вернёшься в больницу и будешь лежать до тех пор, пока даже следа не останется. Травм ты себе добавила, – ощупывает ступни, – но я бы удивился, если бы их не было, – усмехается.
– А Эрнест… Ты его…
– Не убил, если ты об этом. Папаша в ярости, потому что мог лишиться внука, но умолял оставить в живых. Три пули пиздюк получил как предупреждение, что моё трогать не стоит. Поедет в больничку и, скорее всего, задержится там на несколько лет.
– Кстати, о внуке. Твой отец меня примет?
– Если ты о деньгах, которые отдала Мерханову, то сделала это ради меня. А у папаши есть сейф, и его содержимое распродано лишь частично. Так что своё он получит. А мне всё равно. Заработаю. Возможно, не сразу, потому что ситуация должна сойти на нет, чтобы я вернулся к привычному количеству заказов. Я всё решу, Цветочек. Ты ни в чём не будешь нуждаться.
– Хочу признаться, – мнусь, не зная, как преподнести Янису правду, – я отдала Саиду большую часть, но не всё… – не смотрю ему в глаза, выводя пальцем на рубашке незатейливые узоры. – В каракури было два счёта… А я подумала, что деньги пригодятся. На всякий случай нужен запас… И вот…
– Цветочек! – Хохот Яниса разносится в тишине, откликаясь эхом. – А как же: «Я была готова отдать даже то, чего у меня нет»? Солгала, значит?
– Нет-нет, – спешу разуверить Яниса, – но нечестно же получается: он хотел то, что ему не принадлежало. И я подумала, что неплохо было бы немножко оставить себе. Но я тебя правда люблю. Очень, – не обращая внимания на дискомфорт, льну к нему, покрывая лицо поцелуями и всячески стараясь заверить в правдивости своих слов. – И ты меня любишь, – решаюсь на самое важное.
– Люблю. Но желание придушить тебя меньше не стало.
Найдя мои губы, увлекает в поцелуй. Переключаюсь на Яниса, забыв о том, что случилось несколькими часами ранее, и уже активно отвечаю на его ласку, оплетая руками крепкую шею. И рана не волнует, и то, что мы сидим на земле посреди леса, увлёкшись друг другом и выпав из реальности, и что откуда-то доносятся оклики ищущих нас людей. Мне всё равно. Есть только мы и надежда, что заслужили своё выстраданное счастье.