Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Первомайский Леонид Соломонович

28 АВГУСТА 1914 г

Чуть приоткрыв завесу облаков, На поле и стерню луна смотрела, В туманной дымке шелковисто-белой Сияли тускло главы куполов, Степь, словно океан без берегов, Под небом расстилалась без предела, И где-то в ней звенело и гудело Мятежным эхом прожитых веков. Я думал: степь! Что за твоей чертою? Грозишь ли ты пустынной темнотою В осеннем безысходном забытьи? Иль снова мне сверкнет весна живая И заблистают звонкие ручьи, На желтом дне оврага пробегая. 1/III. 1934

СТЕПНЫЕ

ДОРОГИ

Тропинок желтоватые извивы, Широкие, спокойные поля, Где ровными рядами тополя Построились, красуясь горделиво. Дороги расползаются лениво, Под чьими-то копытами пыля.— Привет тебе, счастливая земля! Полтава! Ты румяна и красива! Мне облик твой, как память юных лет, Как Гоголя невытоптанный след И кобзарей задумчивое пенье, В моих ушах, как стародавний зов, Еще плывет в прекрасном отдаленье Тяжелый скрип медлительных возов. 1/III. 1934

ГИЛЬГАМЕШ

Утнапиштим, далекий предок мой, Потерянный в огромном океане, Я — Гильгамеш, палач на поле брани, Я — царь Урука, пламенный герой. Имел я друга — счастье и покой, Он даровал крылам моих дерзаний, Но умер он, мой добрый Эабани, И горьких дум меня смущает рой. Дай мне совет, мой древний предок милый, Как продлевать наш век людской унылый? Как подойти к загадкам бытия? Но ветхий дед с улыбкой тихой ласки Про Древо Жизни мне лепечет сказки, Которые младенцем слышал я. 7/V.1922

ХИРОН

Как вал морской, взвилась вершина Эты, Долина светлым бархатом цветет. Кентавр творит: кентавр свирель берет, И звук свирели выдает поэта. Мелодия как ласковая Лета, Чьи воды пьет Орфей и Лин поет, Всех горестей людских унылый гнет Переплавляя в сладкий мед Гимета. Давно забыл он свой родной табун, Давно привык к звучанью лирных струн Под Фебовой душистой сенью лавра: Любовью к песне пересилил он Звериные наклонности кентавра, Друг смертных и богов — кентавр Хирон! 25/II. 1922

САЛОМЕЯ

П. Филиповичу

Там левантийский месяц сеет чары, Волнуя в сердце теплой крови ток, Там яростно цветет любви цветок, Там все в крови — и шлемы, и тиары… Там с высей горных, предвещая кару, Гремит речей неистовый поток — Иоканаан! Как взор его жесток! В его словах — пустыня и пожары! А Саломея — девочка, дитя,— Отравою и лезвием шутя, Хохочет, смерть и мщенье накликая… Беги от них! Беги туда, поэт, Где у прибрежных скал, чиста, как свет, Стройна, как луч, — мечтает Навзикая! 18/VI. 1922

НАВЗИКАЯ

Ты — солнца луч, царевна Навзикая, Цветок феаков на песке морском! Тебе убогий странник не знаком, А море блещет — без конца и края. Ты властным жестом

собираешь стаю Прислужниц, — в послушании немом Они стоят, а над твоим челом Лучистый ореол блестит, играя. От стрельчатых бровей и белых шей Уж сам не свой безмолвный Одиссей, Готов забыть пучину мук и горя. Чиста, как животворная роса, Целебным плеском Эллинского моря Ему смеется светлая Краса. 15/IX. 1922

АЛЕКСАНДРИЯ

Когда мне говорят: Александрия…

М. Кузмин

Завечерела водная стихия, Пассатный ветер в парусах ревет, И темный наш корабль, кренясь, идет В знакомый порт, к огням Александрии. Он раздвигает сумерки густые, Он, как живой, желанной встречи ждет: Здесь милых Муз веселый хор поет! О сердце мира! Наша Пиэрия! Мы знали и степей сарматских зов, И Фидиевых мраморных богов, Печаль Сафо и клич сирен призывный,— Но нас ничто не волновало так, Как Фарос твой, твой Гептастадий дивный, Из мрака черного вознесшийся маяк! 12/III.1922

ВЕРГИЛИЙ

Мужик из Мантуи, задумчивый, кудрявый, Он с отроческих лет стихи слагать умел, Пастуший посох, плуг и медный шлем воспел, И был вознагражден неслыханною славой. Он сквозь огонь и дым усобицы кровавой Увидел пышный век, когда от черных дел Почил покорный мир, приемля свой удел Под царственным ярмом божественной державы. Но все прошло. И Рим, и цезарей дела Рука истории в гробы поволокла, Где спят иллюзии, порфиры и короны, А он доселе жив. И звон его поэм Нам отзывается рыданьями Дидоны, Бряцаньем панцирей и всплесками трирем. 12/III.1933

САД В ГОГОЛЕВЕ

Столетние над молодым бурьяном Облокотились вербы на плетень, Под сенью слив — соломенный курень, Чудесен мир в дыханье трав медвяном. Здесь нарастает буйным ураганом Веселый праздник сел и деревень, Здесь сельских муз еще витает тень С прославленной свирелью и тимпаном. Здесь посылают дружеский привет Прохожим Сон-трава и Огнецвет, Красивое прекрасно без прикрасы: В разгуле светлой радостной игры Тропинка с Лысой сказочной горы Ведет к вершинам самого Парнаса. 14/XII. 1921

ЧИТАЯ ПОЭТА

«Есть добрые сердца, есть светлые умы, Они сияют нам, как утра блеск багряный, В хаосе шумных дел, среди житейской тьмы, Их голоса звучат торжественной осанной. Уносит вечность всех под мрачный свод гробов, Но непорочных душ и мысли, и стремленья Выбрасывает вал сурового забвенья На берег бытия, как зерна жемчугов…» Романтика мечты живет в сердцах поэтов: Чтоб столько накропать элегий и сонетов И свято веровать в предизбранность свою! И точно: что таким хор знатоков убогий? Холодный суд ума не победит в бою Романсов сладостных и пышных антологий! 27/II.1932